К слову сказать, сейчас блестящей техники и не требовалось. Здесь, в дряблом Нижнем Мире, истомленном и навеки испуганном близостью Тартара, никогда не знавшем света и никак не защищенном от действия его звуков, самосплетающиеся маголодии обретали особую силу. Песок скулил и плавился. Хилый куст просто исчез. У длинного барака вдавило внутрь все окна. Одна лишь Лета сохранила свою эпическую неподвижность, и ладья Харона, ожидая, пока ее наполнят, то натягивала, то отпускала причальный канат.
И еще одно важное почувствовал Меф. Он увидел, что мрак и свет внутри его жестко разделены. Каждый имеет свои границы. Даже то, что было раньше смазанным и мутным, обрело их. Под очищающим действием маголодий мрак устремлялся к мраку, а свет к свету.
Для Мефа это стало открытием. Он почувствовал, что по-настоящему опасен ему не абстрактный мрак, таящийся в Тартаре и не может проникнуть в него, а мрак его собственный, который взращивает и вскармливает в душе он сам. И если он, Меф, не захочет, никто не сумеет заставить его. И еще Меф осознал, что, если пожелает, сможет производить не только тьму, но и восторг, энергию, радость – свет! Он и рождал их сейчас своей дышащей правдой флейтой. И, когда он это осознал, маголодии начали получаться сами собой.
Примерно к середине своей первой, простенькой, очень интуитивной маголодии Меф ощутил, как потоки боли, которыми, пульсируя ненавистью, атаковал его дарх, вдруг исчезли. Буслаев почти не обратил на это внимания. Еще несколько минут назад он понял, что победил, и дарх, которому он нанес поражение, мало уже интересовал его.
Песок, поначалу пытавшийся затянуть Мефа, теперь сдался, и Меф легко поднялся на ноги. Колодец живущих в нем огромных бесхозных сил вновь открылся под легким прикосновением света. Меф уже не играл, но флейта все еще была у губ и изредка, показывая мраку, что он не безоружен, Меф добавлял в охранявший его рой один-два новых звука.
Вспомнив о дархе, Меф взглянул на него. Цепь дарха растаяла. То, что прежде казалось непобедимым, превратилось в коричневатую грязь, стекавшую по коже. Сам дарх присох к груди, как забытый в банке для наживки и совсем окаменевший червяк. Пару секунд Меф задумчиво смотрел на него, не понимая, как эта жалкая дрянь могла так долго терзать его. Затем согнул указательный палец, усилив его большим, и щелчком сбил дарха с груди. Серый червяк рассыпался еще в воздухе и, упав, окончательно смешался с песком.
* * *
Жуткий вой, рычание, крики ненависти, проклятия донеслись до Мефа отовсюду. Призрачные границы исчезли. Теперь Меф видел всех, кто смотрел на него. Их было не просто много – их было запредельно много. Громадный цирк насчитывал тысячи рядов. Уверенный в успехе, Лигул собрал всех стражей Тартара, чтобы они видели позор Мефа.
Цирк смыкался вокруг Буслаева, проглатывал небо. В этой пляске миллионов исковерканных злобой лиц Меф ощущал себя крошечной точкой, лилипутом, но лилипутом, у которого была флейта.
И все эти лица вдруг двинулись на него, нестройно, но неумолимо. Буслаеву казалось, что со всех сторон на него наползает мутная белесая пена, похожая на накипь в кастрюле, в которой варится мясо. Меф вновь ощутил укол отчаяния. Как он выберется отсюда? Какой флейтой сразит всех врагов?
Меф попытался нашарить взглядом Лигула и отыскал его. Глаза у него были острыми, а маголодии позволяли различать все предельно ясно. Окруженный плотным кольцом охраны, которая едва сдерживала толпу стражей, горбун мрачно сидел на скамейке, похожий на раздерганного воробья. Рядом шнырял Гервег с лицом нашкодившего кота, одетый в строгий офисный костюм, немного нелепый здесь, в Тартаре. У Гервега было лицо нашкодившего кота.
Заметно было, что секретарь нервничает.
В миг, когда Буслаев его увидел, Гервег что-то закричал, показывая на Мефа охране, но Лигул озлобленно дернул его за галстук. Горбун уже сообразил, что уничтожить Мефа сейчас, когда тот победил, – невероятная глупость. Близкое окружение Лигула – всевозможные Барбароссы, Каины и Вильгельмы понимали это ничуть не хуже и потому с величайшим наслаждением пинали, щипали и толкали теперь вовсе не Мефа, а все того же жалкого Гервега, который мгновенно оказался виноват во всем.
Лигул привстал и подал кому-то нетерпеливый знак. Гервег вскрикнул, высоко, как птица. Он понял. Кольцо охраны сомкнулось, захлестнуло Гервега, а когда разомкнулось, оказалось, что длинный секретарь Лигула исчез.
– Лигул! Знаешь, чем мы с тобой глобально отличаемся? Я совсем не думаю о тебе. Ты для меня пшик. Мое же существование не дает тебе спокойно спать. Значит, я сильнее, – сказал Меф.
Сказал негромко, зная, что его слова обязательно достигнут адресата. И они действительно его достигли. Лигул угрюмо завозился, как паук в темном углу, на которого внезапно направили фонарь. И, видимо, услышал не только он один, потому что Барбаросса, Вильгельм и прочие отодвинулись, всем своим видом демонстрируя, что именно они-то ничего не слышали.
– Давай, пошли кого-нибудь! Пусть меня прикончат! У тебя логика обиженного пэтэушника: всех убью – один останусь, – продолжал Меф.
Лигул встал и бочком стал пробираться к выходу. Бонзы мрака засеменили за ним. Некоторые не дожидались, пока проход освободится, и исчезали, прибегая к телепортации.
«Надо и мне выбираться отсюда!» – подумал Меф, верно оценив, что никто из окружения Лигула ему не поможет. Напротив, постараются, чтобы он завис здесь, в тесном Нижнем Мире, навсегда.
Правильно растолковав его мысль, разноцветные лучи маголодий вокруг Мефа вновь зашевелились, сплелись и образовали нечто вроде охранного кокона, соединенного тонкой пуповиной с эйдосом. Что-то огненное, сверкающее, решительное пронизало липкую пустоту, и рядом с Мефом материализовались двенадцать валькирий. На этот раз валькирии были без оруженосцев. Пробиться в Нижний Мир те никак не могли, да и вылазка планировалась молниеносной.
В первую секунду Меф решил, что валькирии явились убить его. Он машинально призвал к себе меч, и тот послушно прыгнул к нему в ладонь. Так он и стоял с мечом в одной руке и с флейтой в другой. Бронзовые крылья на шее сияли так же ослепительно, как и наконечники копий валькирий.
И лишь когда воительницы окружили его и повернулись к нему спинами, образовав внешнее защитное кольцо, Меф понял, что они ему не опасны. Более того, одна из валькирий, самая толстая, ухитрилась даже ободряюще подмигнуть ему. Меф не знал, что это Бэтла, но она показалась ему самой добродушной.
Одуревший от такой наглости мрак зашумел, взвыл, вскипел. Валькирии, и где? В ста шагах от Тартара! О том, что и сами стражи атаковали порой ворота Эдема, было благополучно забыто. Лигул вскочил с ногами на скамью, замахал короткими ручками, что-то приказал, и сразу несколько сотен отборных гвардейцев ринулись в атаку. Просвистело несколько не знающих промаха копий. Таамаг, Филомена, Радулга и здесь не смогли устоять. Упали трое стражей мрака, потом еще один, однако оставшиеся не замедлили бега. Пройдет десяток секунд, и яростная волна обрушится на валькирий…
