Эльга слушала Эрбаста со смешанным чувством любопытства и недоверия. Замученный язычниками юноша был одним из самых дорогих ее сердцу святых. Еще в детстве, услышав душераздирающую историю о его гибели, она разревелась и, убежав в свою комнату. плакала до тех пор, пока подушка не стала мокрой от слез, после чего устала и заснула. Вот и сейчас возникший в уме образ прекрасного Карлейва, убитого злыми людьми ни за что ни про что, заставил ее сердце болезненно сжаться.
— Это неправда, — тихо, по твердо возразила она. Вы говорите так, как будто… Как будто они сами это сделали! Так нельзя говорить! Стигматы — это великий и страшный дар Пресветлого Господина Добра.
Эрбаст Ринолье печально улыбнулся, но о святом Карлейве, впрочем, разговора больше не заводил.
Спустя полтора часа из дверей донжона вышел Уилар Бергон и быстрым шагом направился к Эрбасту и Эльге.
— Замерзли? — спросил он. — Зашли бы внутрь, погрелись…
— Ничего. — Эрбаст махнул рукой. — Виделся с герцогом?
Уилар кивнул.
— Начало завтра в полдень… Не хочешь переехать в замок?
— Эээ… Пожалуй, нет. А ты?
— Перееду.
Эрбаст заколебался, а затем сказал:
— Нет, я все-таки останусь. Ограничусь ролью стороннего наблюдателя.
— Ну как знаешь.
***
Переезд не отнял много времени. Собрали пожитки, расплатились с трактирщиком и к полудню были уже в замке, обустраиваясь в двух смежных гостевых комнатах на втором этаже, которые им выделил Айлис Джельсальтар. Спустя час в дверь Эльгиной комнаты постучали. В помещение заглянул молодой паж.
— Госпожа, через несколько минут начнется обед. Не желаете ли пройти в столовую? Или вы будете обедать в своей комнате?
По дороге в столовую Уилар назвал Эльге имена нескольких гостей, встретившихся им по пути — тех, кого он знал лично или по наслышке. Старик в черном камзоле, с короткой бородкой и бакенбардами оказался знаменитым алхимиком Зальцом Онтбергом (Эльга сама слышала, как его анафемствовали в греульской церкви), улыбающийся человек в драном плаще, опиравшийся на длинный кривой посох, из которого росли зеленые листья — друидом из западных лесов, светловолосая женщина, имени которой Эльга не запомнила — жрицей какой-то северной богини. В дверях столовой еще одна женщина, но уже темноволосая и темноглазая, похожая на фолрирку, громко препиралась с престарелым слугой. Ее одежда, украшенная великим множеством бирюлек, глиняных фигурок и дешевых украшении, наводила на мысль о том, что она является то ли бродячей торговкой, то ли гадалкой, но длинная метла, которую женщина выставила перед собой, словно какое-то грозное оружие, наводила на мысль о переодетом и замаскированном под торговку алебардисте.
— Сударыня, — тянул слуга. — С метлой никак нельзя. В столовой сам господин герцог обедать изволит. Куда ж вы с метлой-то?..
— Сгинь, чертово семя! — держа метлу наперевес, наступала «торговка». — Что твоему герцогу от моей метлы, что, худо станет, что ли? А, я тебя спрашиваю?! Метлы он, что ли, никогда не видел?.. Так пусть посмотрит!.. Прочь с дороги, пока я еще добрая! Приглашенная я! Ясно тебе, дурень морковный?! Деревенщина необразованная, баран упертый, холоп, два глаза — не гляди зараза, на кого ты гавкать вздумал, окаянный?!
Слуга, не слушая оскорблений, из последних сил продолжал держать оборону.
— Не пущу с метлой!.. Что господин герцог скажет?!
— Привет, Марта! — окликнул «торговку» чернокнижник. Женщина резко повернулась. Было видно, что она очень рассержена. — Я и не знал, что ты у Айлиса в замке полы метешь… — Смеющимися глазами он показал на метлу.
Глаза женщины опасно сузились.
— Все смеешься, паскудник? Смотри вот, досмеешься у меня! — Она угрожающе приподняла метлу.
— Но-но! — Уилар, пряча улыбку, примиряюще поднял руку. — Что-то ты, Марта, сама на себя не похожа. Со слугами лаешься, со старыми знакомыми не здороваешься, шуток не понимаешь. Совсем, вижу, извела тебя бабка…
Губы Марты сжались в тонкую черточку. Метлу она, впрочем, опустила.
— Нет больше бабки Хиргильды. Померла уж лет пять тому как.
— Не могу сказать, что меня это печалит. — Уилар пожал плечами. — Дрянью она была редкостной, никак иначе не скажешь.
На мгновение перед внутренним взором Эльги мелькнул странный образ: вымазанный в грязи и слизи черный волк сражался с огромной, покрытой многочисленными наростами и бородавками жабой. Жаба хотела проглотить волка, но ей никак не удавалось это сделать.
Зверь сражался с отчаянием и злобой, и жаба осторожничала — волк уже успел несколько раз ранить ее.
Что означал этот образ, Эльга не могла понять, но было ясно, что он как-то связан с разговором Уилара и Марты. Помимо слов, они, кажется. говорили еще и на другом, безмолвном уровне — и, возможно, тень этого общения, или тень воспоминания, всплывшего в разуме одного из них, и восприняла Эльга в виде столь странного зрительного образа.
— О мертвых либо хорошо, либо никак, — пожала плечами Марта Весфельж. — Так что давай, милый, не будем про мою бабку. Особенно если вспомним, что в смерти ее и твоя вина есть.
— Не надо было… — Уилар оборвал сам себя. — Действительно, что вспоминать? Пойдем-ка обедать, красавица. А то без нас все съедят.
— С метлой нельзя!.. — затянул было свое верный замковый слуга, но на этот раз, похоже, терпение Марты Весфельж окончательно лопнуло.
— Утомил, паразит!!! — Она повернулась и неожиданно хрястнула метлой слугу по шее. — Ну ей-богу, утомил, а?!! — продолжала она повторять, осыпая упрямца весьма болезненными ударами.
Сильно потрепанный и совершенно ошеломленный слуга был отодвинут в сторону, и Марта, крепко сжимая в руках метлу, гордо вплыла в столовую. Там она правда, растерялась — слишком уж много публики, по большей части весьма почтенной, собралось в зале. За четырьмя столами; поставленными буквой «Ш» восседало никак не менее ста пятидесяти человек. Герцог, в окружении своих приближенных, сидел за главным столом, стоявшим па возвышении в противоположном конце зала. Повсюду сновали слуги, разнося еду и питье; на звериных шкурах, брошенных по углам, возились породистые собаки. Обед только что начался, и почти все места были заняты.
— Ну? Что стоим? — Уилар подтолкнул Марту к правому столу, где еще имелось несколько свободных мест.
Подтянулись последние опоздавшие. Герцог встал и произнес тост. Мягкий, но полный внутренней силы голос Айлиса Джельсальтара казался стальным клинком в шелковых ножнах. Герцог поблагодарил всех присутствующих за то, что они приняли его приглашение и прибыли в замок, выразил уверенность в том, что исход сего собрания ознаменует начало новой, лучшей эпохи, и заявил, что осушает кубок за здоровье всех своих гостей, вне зависимости от их общественного положения или стран, из которых оп и прибыли — пусть даже эти страны в нынешнее время и находятся с Шарданиэтом не в самых лучших политических отношениях. «За герцога!», «Джельсальтар!» и даже «Слава южному дому!» — понеслось в ответ со всех концов зала, вперемешку с приветственными возгласами, звоном сдвигаемых кубков и общим оживленным гулом, возобновившимся, как только герцог закончил свой тост.
