Мужественно стерпев все и даже не пытаясь огрызнуться, — хотя, очень хотелось пару раз клацнуть зубами, — Кота скользнула под облезлую шкуру во влажный мрак. Впереди неясно маячил отблеск огня. Она шла вперед, убеждаясь, что догадка про скалы оказалась верной — глиняный шар, гулко отражающий каждый шорох, остался позади. Теперь пальцы нащупывали холод и скользкую влагу каменных стен, а босые ступни — неровную поверхность скалы, скудно посыпанную мелким песком.
Обстановка была крайне скудной. В каменном мешке, в тусклом свете затухающего очага, девушка разглядела лишь несколько небольших шкур, да связку дров. Глаза потихоньку привыкали к темноте, и Кота увидела многочисленные выемки в стенах. Неровные горшки, кувшины, мелкая утварь, — все это было заботливо разложено в неглубоких нишах, выдолбленных прямо в скале на разной высоте. Костерок разложен так же, как и снаружи — в углублении плоского камня. Рядом валялся бубен — вроде того, что волчица разорвала в клочья, стремясь добраться до горла жреца.
За костром лежало нечто большое, заботливо скрытое парой старых шкур. Кота плюхнулась на колени и дрожащими руками отогнула край. В неровных бликах костра увидела грязные исцарапанные ноги. Разжав пальцы, быстро прыгнула к другому краю и, стараясь утихомирить бешеный стук сердца, вновь приподняла покрывало. Вздрогнув, решительно отбросила шкуру в сторону.
Лицо Лая было невероятно бледным. Спокойное, оно не отражало никаких эмоций. Кожа приобрела некую полупрозрачность и оттенок редкого камня, называемого магами лунным. Глаза были закрыты. Юноша, казалось, просто спал. Тело вытянуто в струнку, руки безвольно раскинулись. Сглотнув, девушка робко коснулась сомкнутых век. Странно, там, на дне пересохшей реки они были распахнуты и казались мертвыми. Но Лай никак не отреагировал на прикосновение. Кота положила обе руки на грудь юноши, пытаясь уловить малейшее движение, легкий стук сердца. Не почуяв ничего, прижалась ухом…
Тук… казалось, прошла вечность. Но нет, еще раз. И еще. Сердцебиение есть… Но… как редко. Разве такое возможно? Жрец был прав: маг не жив и не мертв. Кота задумчиво поглаживала юношу по щеке, как бы успокаивая его. Некогда щегольские штаны превратились в серые лохмотья, едва прикрывая чресла юноши. Руки и ноги в кровоподтеках и царапинах. На стопе — свежий шрам от кинжала Коты…
Девушка легонько улыбнулась, чуть взъерошивая пряди. Светлые, некогда сияющие, будто солнце, волосы слиплись и свисали грязными сосульками. Открытый высокий лоб не пересекала ни одна морщинка. Он так смешно морщил его, когда злился… Слезинка рассекла щеку девушки, выбеляя дорожку на испачканном кровью лице. Прямой нос с небольшими ноздрями… те трепетали всякий раз, когда она дразнила локки-оступника, особенно, когда называла его малышом или щенком… По проторенной дорожке скользнула еще влага, она падала вниз, на неподвижную грудь юноши, оставляя маленькие розовые кляксы. Тонкая кисть скользила по холодной коже, нежно касаясь тонких губ…
Тишина, они вдвоем… как тогда, в лесу. Прощаясь, Лай поцеловал ее. Рассмеявшись, Кота коснулась того места, куда торопливо «клюнул» юный маг. Всхлипнув, девушка припала к холодным губам горячими солеными устами. Закрыв глаза, пыталась ощутить вкус поцелуя. Всколыхнувшаяся нежность больно кольнула сердце. Кота вскрикнула от неожиданности и прижала руки к груди.
— Что со мной? — рыдая, спросила она неизвестно у кого. — Почему мне так плохо?
Мертвые скалы остались глухи и даже старательно заглушали звуки. И тут рыдания подступали к горлу с новой силой, мешая дыханию, ощутимо давили на глаза так, что, казалось, они — лишь хрупкая плотина для потока слез. Кота зажмурилась и помотала головой.
— За что мне все это? — воскликнула она. — Я не хочу этого чувствовать!
И вдруг уткнулась носом в бок юноши, горько заревев от отчаяния. В голове роились видения: лучистые голубые глаза, смеющееся лицо, напыщенный вид на красном ковре харца, растерянный и восхищенный взгляд в бархатной комнате, доверчивый кивок в ущелье змей. Невыносимо больно! Казалось, тысячи стрел хорко пронзают грудь. Все снова и снова. Когда же закончится эта пытка? Кота завыла раненой волчицей.
— Это ты во всем виноват! Лучше бы ты умер! — всхлипнув, она ударила кулачками по животу бесчувственного Лая. И тут же, отдернув руки, вцепилась в свои волосы. — Нет! — Замотав головой так, что тяжелые капли слез разлетались в стороны, Кота беспрерывно шептала: — Нет, нет, нет, нет… Тогда я сама умру! Я… не понимаю!
Кота ревела навзрыд, размазывая слезы по щекам. Хотелось разорвать, расцарапать грудь, добраться до того органа, который приносит такие страдания… Она кусала пальцы до крови, рвала волосы. Никогда раньше Кота не испытывала ничего подобного. Неужели весь этот вихрь эмоций из-за юного невезучего локки?
— За что ты свалился на мою голову? — шептала она, глотая слезы.
Через какое-то время поток слез стал стихать. Резкая боль, полосовавшая душу тысячью кинжалами, притупилась. Кота положила голову на грудь юноши и теперь лишь периодически всхлипывала. В голове немного прояснилось.
— О боги, — чуть слышно произнесла девушка. — Это слишком для меня! Найти его и тут же потерять… за что?
Внезапно выпрямившись, медленно провела руками по лицу.
— Ну, конечно!
Пытливо всмотрелась в потолок, точно пытаясь увидеть безучастное небо сквозь каменную толщь.
— Колина, — тихо произнесла Кота. Чуть кашлянув, поспешно уняла вырывающиеся из груди рыдания и вновь обратила взор вверх. — Я никогда не обращалась к тебе… не просила ни о чем… — Девушка медленно развязала узел на бедрах. — Помоги. — Она сняла замысловатый поясок с тайными карманчиками и стянула остатки штанов, позволив грязной ткани скользнуть на каменный пол. Еле слышно пошептала: — Спаси его… — И, опустившись всем телом на Лая, приникла губами к полуоткрытому рту.
Фрагменты. Обрывки. Кусочки. Крупинки.
Тени, играющие в перегонки с клочками белесого тумана, на которые расползается хриплое дыхание. Тени, как длинные полосы извивающихся змей. Тени, будто широкий плащ локки, раздуваемый могучим ветром. Тени, остроконечные, как бы мечущиеся кинжалы в руках воина. Тени, меняющие очертания то резко, как жизнь, выскользнувшая из тела во время битвы, то медленно и неуклонно, словно зыбкий туман под набирающими силу лучами солнца.
Прикосновение. Рык. Вздох. Крик.
О, Морос! Ты господин живого, но слуга мертвого…
Солнечные зайчики трепетали в сухих ветках колючего кустарника, невесть как умудрившегося пустить корни прямо в камне. Острые ветки, давно позабывшие, как выглядят сочные листья, принимали блики, как нечто само собой разумеющееся, и вяло огрызались на порывы душного ветра, щедро осыпающего сухую древесину облаками пыли.
