— Я бы еще кого-то послал, просто чтобы посмотреть — знаю ли я тебя в лицо.
Так получилось — я знал, как он выглядит, хотя мы ни разу не встречались.
Ярко не был пухлым, как его брат, и не обладал обманчивой любезностью Марклоса. Он был выше и шире в плечах и больше похож на моего дядю, волка из Ренара.
Я подогнал к нему Брейта. Вокруг множество рук крепче сжало рукояти мечей.
— Вот. — Я протянул капитану Деверсу заряженный арбалет и наклонился, шепнув заговорщически: — Если он нападет на меня, тут же стреляйте. Вы здесь, чтобы защитить меня, запомните. У кузена Ярко есть собственные защитники, гвардейцы, которые едут с ним из Крага.
Я развернул Брейта.
— Ярко, рад, что ты присоединился к нам.
— Кузен Йорг.
Его лошадь обошла капитана Россона, все еще умирающего, чертовски долго для того, кому пробили грудь.
Я сжал Брейта ногами, и он шагнул еще ближе. С пустого шлема Харрана кровь капала мне на ногу.
— Я не в восторге, Ярко.
— И я, кузен Йорг.
— Этот твой мятеж выставил меня слабым перед врагами, Ярко.
С учетом того, сколько бойцов пало при освобождении Годда, оборона от принца Оррина могла бы быть не столь отчаянной. Годд остался в скверном состоянии — не лучшее начало.
— Ты сидишь на моем троне, кузен. — У него были холодные глаза, как у отца, и одновременно дикие, как у дяди. Я бы дорого дал, чтобы увидеть, что творилось при дворе, когда Ярко явился умолять короля Олидана о милости. Как мой отец встретил племянника? — Ты правишь моим народом, — сказал Ярко.
— Они любят меня.
Я улыбнулся, чтобы задеть его. Ярко и так все знал: королей-победоносцев любят, а цена быстро забывается. Горцы теперь гордились тем, что оказались в центре союза многих стран. Будучи подданными моего дяди, они были в Империи ничем, о них и не вспоминали. Счастливее и, несомненно, в большей безопасности, но это можно отдать за большее уважение — мы же низменные создания, грубые, вскормленные кровью.
— Что тебе от меня нужно, Йорг?
Он изобразил, что зевает и борется с этим.
— Смотрю, тебя волнует наследство, кузен, но ты вроде бы простил меня за своего отца. — Я пожал плечами и наклонил голову, выражая удивление. — И своего милого братца.
— Я не забыл о них.
Желваки на его лице напряглись.
— Возможно, ты хочешь, чтобы что-то напоминало о них и о твоем утраченном наследстве? Твоей потерянной гордости. Лишиться семьи, наверное, непросто.
Я вытащил Гога из ножен, направив рукоятью на кузена. Это был клинок дяди Ренара, древний, выкованный из стали Зодчих и переданный дому Анкрат дедом моего отца, когда при разрушении Империи он захватил горные территории.
Ярко принял меч, и весьма быстро. Лучше держать его в своих руках, чем видеть в моих. Я чувствовал, как в нем закипает ненависть. Для некоторых людей нет яда страшнее подарка и горше жалости. Я же знаю.
— Разумеется, — сказал я. — Если со мной что-то случится, если Высокогорье однажды возжаждет увидеть на троне чистокровного Ренара, корона достанется не тебе.
Клинок, сталь его предков, стоял между нами.
Он нахмурился, сведя черные брови.
— Ты городишь глупости, Анкрат. В очереди к трону я впереди твоего пищащего отпрыска.
Уильям, как по заказу, закричал, прежде чем Миана успела заткнуть ему рот.
— Но даже претендуя на титул твоего отца, Ярко, ты же признаешь, что у него прав больше, чем у тебя?
— Моего отца?..
Острие его меча, или клинка, как я предпочитал называть Гога, нацелилось мне в сердце. Моя кираса лежала у меня за спиной в седельной сумке, аккуратно упакованная.
— Надо было дать дяде умереть. Тот, кто лучше меня, дал бы. Но мне так нравится болтать с ним. Настолько, что я готов тащиться вниз в подземелья по несколько раз в неделю. Он часто говорит о тебе, Ярко. Сейчас трудно понять, что именно, но не думаю, что дядя Ренар доволен тобой.
Я еще раз улыбнулся — и этого оказалось достаточно, чтобы он взорвался. Рука у него быстрая, надо отдать должное. Даже отклоненный шлемом Харрана, удар Ярко прошел по моим волосам, когда я пригнулся.
Бум-м-м! Капитан Деверс исполнил свой долг.
Ярко завалился назад со своей клячи, ноги выскользнули из стремян. Я не мог не рассмеяться.
Катрин, позабыв о своих юбках, спрыгнула к нему прямо в грязь. Миана молча таращилась на меня взглядом человека, получившего то, о чем просил, и знающего, какой ценой он этого добился.
— Тебе не было необходимости его убивать.
Катрин смотрела на меня так, будто была готова растерзать. Люблю людей, не скрывающих свой гнев.
— Капитан Деверс убил его, — сказал я, забрал у того арбалет и перекинул через плечо.
— Прошу прощения, брат Райк. — Я протянул ему поводья Брейта и соскочил с седла. Несколько прядей срезанных волос упали наземь.
Я вытащил Гога из грязи и вытер лезвие плащом Россона. Тот смотрел на меня, бледный как мел.
— Тебе кто-нибудь говорил, что я хороший человек, Россон?
Он не отвечал. Наверное, все-таки уже умер.
Горгот молча нависал надо мной и смотрел.
Я поднял глаза.
— Я, наверное, уже перерос желание убивать людей из чистого каприза, Горгот, но уж будь уверен, безопасность моего сына — не каприз.
Я вложил Гога в ножны и снова сел в карету. Миана ждала меня с Уильямом, Оссер — с книгами и бумагами, Гомст — с божьим осуждением. Вместо этого я заговорил с Катрин, которая стояла в грязи рядом с Ярко:
— Знаешь же, он должен был умереть. Или узнаешь через час, через день. Мы отличаемся друг от друга тем, что я знал все с того момента, как ты заговорила. И оказалось, что мой способ быстрее, чище, и меньше народу пострадало.
Пятью годами ранее
— Очень смешно.
Я стер верблюжий плевок с ноги.
Мой безымянный скакун показал узкие неровные зубы и повернулся к верблюжьей заднице, маячащей впереди.
— Когда это путешествие закончится, я тебя куплю и сожру твою печень, — сказал я ему.
Ехать на верблюде — совсем не то же, что на коне. Сидишь на высоте в метр на горбу у животины, возомнившей, что ты — непростительное оскорбление, нанесенное лично ей. Походка у верблюда такая, что на каждом шагу можно слететь, кидает сначала вперед и влево, потом назад и вправо, и так далее до бесконечности.
Омаль, один из погонщиков верблюжьего каравана, подошел ближе.
— Плыви на нем, Йорг. По морю приехал, да? Ну и плыви. Это не лошадь — верблюд.
Михаэль обещал мне корабль. Агенты погонщиков, которые пришли к нам в гостиницу собирать караван, посмеялись над этим. «Верблюд! Верблюд — корабль пустыни, эфенди». И, смеясь, как ненормальные, словно чтобы рассмешить и нас, они погрузили чемодан Марко на одно из животных, которое потом присоединилось к каравану.
