— После естественной смерти? — на всякий случай уточнил Хранитель. — Я имею в виду, после вашего вмешательства он проживет столько же, сколько после обычного лечения?
— Дольше, Владыка.
— Тогда все в порядке. Хребет, сколько живут драки?
«Пока не убьют. Они же потомки драконов».
«Стоп! Я не понял. Если драконы бессмертны, то получается, к рождению десятого поколения первое было еще живо! Их-то Белый зачем убивал, кровь же почти чистая?»
Меч хмыкнул.
«Для справедливости. Они и так прожили дольше других. Ну и чтобы мстить было некому».
«Ну и гад… Хм. Кстати, о гадах. Драки — они ведь тоже потомки Дракона? Он не мог воплотиться в ком-то из них? Хотя бы временно, раз уж так их не любит».
«Что ты! Ему гораздо легче остаться развоплощенным навсегда, чем иметь что-то общее с этими мутантами. Ты не представляешь, насколько Белый их презирал и ненавидел. В принципе, можно его дух засунуть в драка силой, но сколько для этого потребуется эзотерической энергии… Не ручаюсь, что душ всех существ, населяющих сейчас Носфер, хватит на такую операцию. Старый ящер слишком упрям».
Владимир собирался высказать все, что он думает об этой крылатой твари, но в этот момент они вышли к броневику. Башня с орудием начала поворачиваться к ним, но остановилась.
— Воланд, это ты? — на всякий случай уточнил голос из динамика. — Покажись, а то я тебя не вижу за этой толпой страшил.
Хранитель махнул рукой. Марай поняли намек и разлетелись, открывая вид.
— Я, Гелла, все в порядке. Это Марай со мной. Как там драки, все живы?
— Вроде да пока. Они действительно могут помочь?
— Они так говорят. Скелетики, сколько вас нужно для излечения одного человека?
— Один легионер, Владыка.
— Отлично, значит шестеро — за мной. В машину втиснетесь или вам удобнее проводить операцию на открытом воздухе?
— Мы поместимся куда угодно, Владыка, но на твоей колеснице защитные руны. Мы можем их преодолеть, но при этом будет рассеяно более половины легиона.
— Черт. Это, видимо, таракан постарался… Вы его не знаете… А когда люк открыт?
— Действие рун охватывает всю колесницу, неважно, открытая она или закрытая, Владыка.
— Ясно. Раэрон! Тащи драков на свет! Только осторожно.
Черная лента вынырнула из земли и на мгновение исчезла внутри БТРа. Через доли секунды она появилась обратно и аккуратно выложила на камень шесть тел. Хриплое дыхание подсказывало обостренным чувствам вампира, что пленницам осталось совсем немного.
— Приступайте. Энергию для исцеления брать у пятерых взрослых, ребенка не трогать. Лечить всех, девочке особое внимание! Любой ценой мне ее вытащить!
— Но Владыка! Позволь сказать! Это же драки!
— А то я не знаю! Все возражения — потом. Сейчас лечить, и быстро!
Шестеро духов нерешительно отделились от толпы и поплыли по воздуху к телам. С каждой секундой их движения становились все более уверенными. То ли призраки увлеклись знакомым делом, то ли решили, что приказ надо выполнять хорошо, независимо от собственного мнения. Ухватив женщин за плечи когтистыми лапами, они припали страшными челюстями к посиневшим губам, словно высасывали последние вздохи. Зеленый огонь, окружающий скелеты, с каждой секундой разгорался все ярче. Когда языки пламени уже взлетали вверх почти на полметра, духи так же синхронно отстранились от лежащих, и начали собирать с себя огненные завитки, лепя их в ровно светящиеся изумрудные шары. С каждой секундой сферы уплотнялись и горели все ярче. А потом внутри них начали проступать очертания крошечных скелетиков… пока без доспехов, но это однозначно были маленькие копии воинов-Марай. В позах эмбрионов — каждый охватил коготками свой хвост.
Наконец, первый дух закончил «лепку» и осторожно, словно боялся разбить, опустил трехсантиметровый шарик в грудную клетку женщины, где тот утонул без следа. Спустя несколько секунд дыхание пострадавшей выровнялось, лицо начало приобретать нормальный цвет. И только после этого до зачарованного Владимира начало доходить:
— Постой-ка. Вы что же, размножаетесь таким образом?
— Да, Владыка.
— А подробнее? Получается, вылеченный уже не будет собой? Он просто оболочка для этого вашего… эмбриона?
— Нет, Владыка. Зародыш растет, питаясь силами души исцеленного и постепенно сливается с ней — это правда. Взамен он излечивает тело от всех ран и болезней. Но память и личность остаются в неприкосновенности до конца жизни. У зародыша нет собственного характера. Его основа — заклятие подчинения, но оно срабатывает только после смерти.
Хранитель задумался. Вряд ли драки будут ему благодарны за такое спасение. Они точно предпочли бы умереть, чем стать рабами Судии. С другой стороны, именно опасность превратиться в Марай удержит их от очередных попыток самоубийства — а такие попытки Владимира уже полностью задолбали. Как будто весь мир задался целью напомнить ему первый не слишком разумный поступок в Носфере. Дескать, если Владыке можно, то уж нам и вовсе рекомендовано… «Но я-то тогда еще не знал, к чему приведет моя смерть?»
«Они тоже не знали, — ехидно напомнила совесть, — по местным представлениям, Судия — обязательно чудовище, и ты, когда стрелялся, думал так же. Как и ты, они предпочли от чудовища сбежать, вместо того, чтобы уточнить обстоятельства и просчитать последствия».
Что характерно, Меч и совесть Владимира друг друга терпеть не могли. А вот голоса у них почему-то были похожи, как у братьев-близнецов. Одинаково назойливые и едкие.
— Черт с ним. Лечи остальных. Все равно, другого целителя сейчас искать негде.
Остальные огненные шарики, к тому моменту уже давно готовые, исчезли в телах спящих.
— Через сколько времени они придут в себя?
— Примерно через час, Влады…
Закончить фразу дух не успел. Окружающее его зеленое пламя переплелось с другим огнем, сине-белым, и легионеры, вопя, покатились по воздуху. Их движения до крайности напоминали людей в горящей одежде. Выгнулись охваченные призрачным огнем и тела женщин. Сам Владимир ничего не чувствовал, хотя несколько вспышек задели и его.
Уже подозревая, что увидит, Хранитель крутанулся на месте, одной рукой выхватывая Меч, а другой — пистолет-пулемет. И почти нос к носу столкнулся с огромным черным псом, словно выскочившим из сказки «Огниво» или кошмаров сэра Генри…
Освещения на Арене не было.
Некоторые поединки проходили в полной темноте — если оба участника не обладали ночным зрением, это придавало схватке дополнительную остроту. Но обычно бой шел в сиреневом мерцании самой Арены. Чем сильнее были эмоции дерущихся, тем ярче светился мох, поглощая их. А уж когда лилась кровь, то ровное сияние заливало даже зрителей, не только бойцов. Так что битва была в какой-то степени и жертвоприношением.
