– Здравствуй, Борланд. Мне нужно с тобой поговорить.
Весельчак не стал спрашивать, откуда Я’Ли узнал, как его зовут. Если уж Лангмар объявил на него охоту, те колдуны в Билане тоже должны были знать, какое имя носит их мишень.
– Ого! Кого я вижу! – ухмыльнулся Весельчак. – Мой несостоявшийся убийца собственной персоной. Где же твой кинжал, дружище Я’Ли? Или ты задумал меня задушить? – Борланд старательно издевался над магом. – Сразу предупреждаю – это будет весьма непросто.
– Забудь об этом. – Я’Ли бросал быстрые взгляды по сторонам, будто остерегался чего-то. – Я не хотел этого делать. Меня заставили чернокнижники.
– Ох, прости, я совсем забыл! – все тем же ерническим тоном промолвил Борланд. – Да-да, гадкие, несносные колдуны. Ты прав, эти ребята умеют… заставлять.
Поняв, на что он намекает, Адавил стиснул зубы. Но ссориться с Борландом было бы для него сейчас себе дороже. Проглотив обиду, Я’Ли сказал:
– Как раз об этом я и хотел поговорить. Ты – единственный в Эльнадоре человек, который знает мою тайну. Очень прошу: не выдавай ее никому. Мы ведь на одной стороне – верно, Борланд? – Я’Ли заискивающе посмотрел ему в глаза.
Весельчак вгляделся в лицо стоявшего перед ним волшебника. Он, в принципе, был готов простить Я’Ли за то дурацкое нападение в Билане – маг тогда действительно был не более чем перепуганной марионеткой в чужих руках. Но что-то в глазах Адавила и в общем выражении его физиономии мешало поверить, что этот человек может быть искренним и добрым. Мешало даже посочувствовать ему. Бегающий взгляд, сухие тонкие губы, постоянно брезгливо поджатые, словно Я’Ли все время видел перед собой не людей, а отвратительных уродов… Борланд знал, что под воздействием неприятных обстоятельств человеческий характер может кардинально меняться, – а вслед за ним меняется и внешность. Возможно, Я’Ли Адавил и был когда-то неплохим парнем – тех времен Весельчак не застал. Но сейчас… Сейчас Борланд видел перед собой человека, вставшего на путь превращения в подлого негодяя. Я’Ли, быть может, и сам еще не подозревал об этом. Но по его лицу Борланд ясно видел: процесс пошел. И, похоже, он необратим. Рано или поздно гнездящаяся в душе Адавила гнусная тварь проявит себя.
«На одной стороне, говоришь? Да от тебя следует держаться как можно дальше, и дело совсем не в том, что тебя сделали своей цыпочкой биланские извращенцы!»
– Вот что, Я’Ли, – проговорил Борланд. – Мне нет до тебя абсолютно никакого дела. Ни-ка-ко-го, – повторил он по слогам. – Так что не беспокой меня больше, ладно? Никто ничего не узнает. Да что б я в козла превратился, если не сдержу слова! – Борланд не удержался от еще одной злой шутки.
Лицо Адавила вытянулось и побелело. Теперь он смотрел на Борланда с нескрываемой ненавистью. Но глаза и уста мелких негодяев редко живут в согласии.
– Благодарю тебя, Борланд, – склонив голову, произнес Я’Ли Адавил.
– Надеюсь, это была наша последняя встреча.
Весельчак развернулся и зашагал своей дорогой.
А Я’Ли провожал его злобным взглядом, и пальцы правой руки волшебника сжимались и разжимались, стискивая рукоять несуществующего ножа…
– Итак, Борланд, как я и говорил, сегодня – последний день наших с тобой занятий, – торжественно провозгласил Дорнблатт. – Конечно, я научил тебя не всему, что умею и знаю сам. Для этого нам потребовались бы годы, – самодовольно улыбнулся ректор. – Но ты узнал достаточно, чтобы бороться с врагом, который ждет тебя в Диких землях. А то, что узнаешь сегодня, – сделал Дорнблатт небольшую паузу, – являет собой сердцевину магического искусства, самую его суть! Заинтригован?
– Еще бы, – кивнул Весельчак. – Я даже мечтать о таком не смел.
– Трудно, наверное, быть избранным? – поинтересовался вдруг Дорнблатт.
– Да, – подтвердил Весельчак. – До сих пор не могу к этому привыкнуть…
– А я вот всегда мечтал об этом и с младых ногтей готовил себя к такому пути. Жаль, что не срослось, – вздохнул архимаг. – Ну что ж, начнем, пожалуй. Но о предмете сегодняшнего занятия ты должен будешь догадаться сам.
– Мастер, но как же я смогу? Для этого нужно было, как вы, начать заниматься магией еще в юности.
– Я буду задавать наводящие вопросы, – сказал архимаг. – Поверь мне, это не так уж сложно. Итак, вот первый вопрос. Ты видел в деле нескольких магов и сам способен творить чудеса. Теперь скажи: чем я отличаюсь от прочих волшебников?
Борланд задумался. А действительно – чем? Он принялся внимательно разглядывать своего учителя. Ну, дело, конечно, не во внешности Дорнблатта. Он, безусловно, имел в виду свою манеру осуществлять чары. Ага…
– Вы не произносите заклинания вслух, – сказал Весельчак. – Махнули волшебной палочкой – и готово.
– Вот видишь, – улыбнулся Дорнблатт. – Ты дал абсолютно правильный ответ. Следующий вопрос таков: что позволяет мне обходиться без лишних слов?
К собственному удивлению, Борланд вдруг понял, что знает ответ и на этот вопрос. Откуда – он не помнил. Должно быть, Рангвальд или Заффа упоминали об этом в беседах.
– Мыслемагия, – уверенно сказал Весельчак. – Вы достигли такого уровня мастерства, что вам уже не нужно проговаривать заклинания, чтобы они работали. Достаточно только мыслей.
– И вновь – совершенно верно, – кивнул Дорнблатт. – Мыслемагия – или же, иначе, магия сознания. Я называюсь архимагом не ради красного словца. Архимаг – не должность и не титул. Это и есть высшая ступень мастерства волшебника, ступень, которую превосходят лишь майары… Но майаров давай оставим любителям легенд и сказок. Пользуясь магией сознания, архимаги могут применять все приемы всех уровней и школ, не произнося при этом ни слова. Но чтобы сравняться со мной по силе, простому волшебнику – Заффе, например – понадобится не менее двухсот пятидесяти лет занятий магией… – Дорнблатт замолчал и пристально посмотрел на Борланда, давая ему время осмыслить услышанное.
– Ничего себе! – только и смог сказать Весельчак. – Должно быть, в мире не так уж много архимагов…
– Ты опять прав. Нас по пальцам можно пересчитать. Даже в Совете волшебников Хайласта архимагами являются только двое, и один из них стоит сейчас перед тобой.
– Но почему так мало волшебников становятся архимагами? – полюбопытствовал Борланд. – Ведь это же так… заманчиво.
– Заманчиво, не спорю, – кивнув, сказал ректор. – Но большинство чародеев останавливается, узнав о том, что для этого нужно. Ну, ты сам представь – четверть тысячелетия не заниматься ничем, кроме волшебства! Далеко не каждый ведь настолько им увлечен.
– И то верно, – согласился Борланд. – Мастер, вы ведь не просто так мне об этом рассказываете? – Он уже знал, что Дорнблатт не склонен к пустопорожней болтовне.
