Аймик попытался воззвать к тем, кто угадывался, но скрывался. К Неведомым.
Его голос, подобный сиплому карканью, сорвался и замер. Он был чужд, был оскорбителен всему окружающему.
А вечер пришел и сюда – тихий, теплый, золотистый. Аймик без сил опустился на мягкую густую траву возле прозрачного ручья.
(Мягче самых тонких шкур! Душистее свежего изголовья!)
О костре нельзя было даже подумать. Еда? Есть совсем не хотелось. Он припал к чистой холодной воде, и вкус ее показался тоже необычным. Кисло-сладким, бодрящим. Слегка закружилась голова, словно от глотка пиршественной хмелюги, потом потянуло в сон. Аймик откинулся навзничь…
(Воистину, ему никогда еще не приходилось засыпать на таком удобном ложе.)
И прежде чем уйти в сон, стал по своей давешней привычке отыскивать Первобратьев…
Наутро Аймик поднялся под птичью разноголосицу, чувствуя себя на редкость бодрым и свежим. Сны? Он не помнил снов; он ЗНАЛ: ОНИ приходили. Быть может, ОНИ и сейчас здесь, рядом… Нет, Аймик избран вовсе не ими и не сюда лежит его тропа. Дальше. К тем горам, что уже маячат вдали: к Стене Мира. Здесь же, в Долине Неуловимых, никто не желает ему зла, никто не причинит вреда. Но здесь он – чужой, несравненно более чужой, чем на землях, населенных людьми иных тотемов, говорящими на незнакомых языках… Он должен уходить; чем скорее, тем лучше…
…Аймик внимательно оглядел выложенные в ряд камни – годы, проведенные в пути к Стене Мира. Как он все-таки велик, этот Мир! Как велик! Вступая на тропу Избранного, он и подумать не мог, что тропа эта окажется такой долгой. И все же он дошел. Он, Аймик, Избранный, – здесь, у подножия Стены Мира. Людей нет, последний раз он встречал их там, еще до того, как вступил в Долину Неуловимых. Впереди – только Могучие Духи, ожидающие его, Северного Посланца, где-то у заснеженных вершин… Или, может быть, еще дальше, за Стеной?
Скоро он это узнает. Сегодня выспится, а завтра встанет на свою тропу. Должно быть, последнюю в этом Мире.
Аймик не ожидал, что Стена Мира окажется такой… Слишком огромной: горные цепи сменялись долинами; клокотали реки; перевал следовал за перевалом, и впереди вставали новые хребты, выше пройденных.
И на всем нескончаемом пути неведомо куда здесь, в пределах Стены Мира, было пусто и одиноко. Ни людей, ни духов. Только звери и птицы, ничуть не боящиеся странного двуногого, вторгнувшегося в их край. Таких доверчивых, что рука не поднималась убивать. Даже для еды. И Аймик, над собой посмеиваясь, жевал надоевшее мясное крошево, крутил над пламенем нанизанные на прутик грибы… Ну можно ли пустить в дело Разящий против вот этой большеглазой, тонконогой, замершей в нескольких шагах от его привала? Она же пламени опасается, не его. Не будь костра, чего доброго, подошла бы и ткнулась своим влажным черным носом прямо в его щеку… Как убить такую? А вдруг она послана Могучими? А что если это кто-то из его же родни… из самых близких, ушедших за Стену Мира по Тропе Мертвых… Нет. Он уж как-нибудь и без свежатины перебьется. Должны же наконец-то объявиться те, кто его сюда призвал.
Но духи не объявлялись – ни наяву, ни в видениях, ни даже во снах. И тот, кого прозвали Избранным, шел и шел наугад, запутавшись в тропах, потеряв счет времени… Да и как поймешь время, как не запутаешься, если вчера еще были ветер и снег и холодный воздух костяными иглами впивался в горло, а сейчас – зеленый луг, усеянный белыми цветами?.. …Но где же они, эти Могучие Духи?
И все же духи – были. Чем выше поднимался Аймик, тем сильнее чувствовалось их присутствие. Их голоса звучали в грохоте камнепадов, в посвисте ветра… даже в шорохе камней под ногами, когда он карабкался по осыпи, преодолевая очередной перевал. А однажды он, забившись в пещерку, с ужасом и восторгом следил за их ночным спором… или битвой. От грохота тряслись скалы; от беспрерывных вспышек ночь исчезла, превратилась в странный, ослепляющий день, и вода, беспрерывным потоком струящаяся с каменного козырька, казалась в этом свете входным пологом из какой-то необычной полупрозрачной шкуры…
Духи несомненно были здесь, но являть себя своему Избранному почему-то не спешили. И тропу к ним приходилось искать самому.
Этот хребет казался выше пройденных; в особенности одна вершина. Большая ее часть тонула в предрассветном полумраке – как и вся низина, в которой Аймик коротал невесть какую ночь, – а вершина уже розовела, ее уже коснулись кончики рогов еще не видимого здесь Небесного Оленя… И, глядя, как светлеют облака, прилепившиеся к склонам этой горы, как все ярче и ярче сияет она в уходящей ночи, среди зеленеющего неба, исчезающих звезд, Аймик убеждался: ОНИ должны быть там… где-то у вершины… или даже по ту сторону хребта. По ту сторону Стены Мира.
Отсюда, снизу, казалось немыслимым добраться туда, к розовеющим снегам. Но он уже знал горы и понимал, что вон по той расселине без особого труда доберется до тех сосен, где виднеется что-то вроде тропы, должно быть проложенной козами. По ней он наверняка доберется до тех скал, а там… А там будет видно! Конечно, пройдет не день и не два. Конечно, он будет ошибаться, попадать в непроходимые места, возвращаться на старую тропу. Но он доберется.
Аймик уже собрал заплечник, еще раз проверил лук, поудобнее пристроил колчан со стрелами, уже взял в руку копье, готовясь встать на тропу к вершине, как вдруг…
«Ты САМ должен дойти, только сам. Не жди, что Могучие сами перенесут тебя через Стену Мира…»
Он вздрогнул, озираясь в недоумении. Показалось – голос Великого Ворона раздался совсем рядом, почти над самым ухом. Нет. Показалось. Никого.
Вот уже который день беспощадно слепило солнце. Так, что Аймик был вынужден пристроить под капюшон малицы кусок заячьей шкурки, чтобы хоть как-то защитить глаза. Он почти не смотрел по окрестностям – только под ноги, осторожно, словно слепой, прощупывая копьем снежный наст. Он брел по заснеженному гребню, огибая вершину, так чтобы попасть на другую сторону Стены Мира. До самой вершины еще высоко, и отсюда, вблизи, она кажется еще недоступнее, чем снизу. Но и не достигнув самого верха, он был на такой страшной высоте, которую прежде и представить себе не мог, оторванный, отрешенный от всего земного. Здесь были только слепящее небо и слепящий снег. И еще – выступающие из облаков и тумана горные пики. И где-то здесь его ожидали Могучие Духи.
Каждый шаг давался с мучительным трудом. Каждый глоток воздуха разрывал не только горло – все внутренности. Сердце колотилось так, словно стремилось вырваться из груди; оно молило об отдыхе. Желтые, синие, черные пятна расплывались перед глазами по снегу. Но Аймик шел и шел, не зная, доживет ли он до очередного ночлега… и будет ли конец всему этому.
