— Да? — усмехнулась Азиль. — И как тебе этот? Подходит?
— Он совершенно не похож на того мальчишку, которого я знал. Но кто может точно сказать, как он выглядит теперь, через двадцать лет? Время сильно меняет людей. А тяготы и лишения меняют еще сильнее. Что касается этого конкретного человека… По возрасту подходит, и вполне возможно, он действительно потерял Силу, но мне почему-то кажется, что это не Орландо. Просто интуитивно кажется, без каких-либо оснований. А вообще, над этим вопросом можно думать хоть до бесконечности.
— Это если он действительно там, — проворчал Жак. — А вполне могло статься, что Орландо не пережил охоту на магов и теперь инкогнито покоится где-нибудь в братской могиле. А вы тут думаете, надрываетесь.
— Вовсе нет, — улыбнулся король. — По имеющимся сведениям, правительство Мистралии все пять лет безуспешно пытается разыскать принца Орландо. Они, как и Пассионарио, с фальшивыми не связываются, им настоящего подавай. Хотя их можно понять. Если король, пусть даже марионетка, будет иметь дело с королевскими домами других стран, его мигом разоблачат. Тот же Мафей посмотрит пристально и все поймет. А позориться президенту Гондрелло не хочется, да и советник не советует. Вот и ищут настоящего. А раз ищут, значит, он где-то есть. И нечего быть таким пессимистом.
— Пессимист — это хорошо информированный оптимист, — не совсем к месту сказала Ольга. Просто всплыла в памяти фраза, вот и ляпнула. Королю понравилось, и он тут же потребовал сказать еще что-нибудь в том же духе. Ольга задумалась.
— Меня подсиживают! — возмутился Жак. — Наглые конкуренты отбивают у меня хлеб! Я так и знал, что это добром не кончится! Я потеряю свою любимую непыльную работу!
— А я составлю тебе протекцию и устрою алкоголиком-собеседником, — пообещала Ольга.
Все развеселились и стали давать Жаку полезные советы, а он стал исправно отшучиваться, поддерживая всеобщий хохот.
Только принц-бастард Элмар по-прежнему сидел молча, глядя в пол, и, если бы кто-нибудь заглянул в его опущенные глаза, то испугался бы. В них стояла скорбь и какая-то звериная тоска.
— Добро пожаловать в Лютецию — самый веселый город континента! — сообщил Кантор, выходя из здания телепортационной станции и жестом подзывая носильщика. — И самый огромный бордель, какой видел свет. Поедем в коляске или прогуляемся?
Саэта натянула на уши капюшон и поплотнее закуталась в плащ. Зима в Галланте была еще холоднее, чем в Ортане, а уж по сравнению с Мистралией, где зимы практически не бывало, здесь стоял прямо-таки мороз.
— Конечно, поедем, — ответила она. — Я замерзла. И у меня нет никакого желания шлепать по лужам на своих каблуках.
— Замерзла? — удивился Кантор. — Надо было одеться теплее.
— У меня ничего теплее нет.
— Что же ты раньше не сказала? Давай по пути в отель заедем в лавку и купим тебе плащ на меху и шапку. А то вдруг придется в Поморье ехать, а там в это время года уже снег лежит… Ты когда-нибудь видела снег?
— Видела, — проворчала Саэта. — Издали, на вершинах гор. Он белый.
— Верно. А еще он мокрый и холодный. Как лед, только мягкий и рыхлый. Очень интересно. В Поморье дети зимой с ним играют, делают разные фигурки… А еще лепят снежные шарики и бросаются ими друг в дружку. Ужасно веселая игра.
— А ты что, там был? — поинтересовалась Саэта.
— Был. Я везде был. Во всех странах континента и даже в Хине. И говорю на всех языках, так что со мной не пропадешь. Кстати, надо будет еще зайти в лавку магических изделий и купить себе экранирующий амулет.
— Зачем?
— «Зачем»… Ну, к примеру, захотим мы с тобой сходить на какой-нибудь концерт или в театр. Представляешь, что будет, когда я начну эманировать на весь зал?
— А откуда ты знаешь, что начнешь?
— Знаю. Проверено, — кратко ответил Кантор и махнул носильщику: — Неси на стоянку кабриолетов и грузи в ближайший.
Потом внимательно посмотрел на спутницу и стал развязывать шнурки плаща. Саэта поняла, что он собирается делать, и стала поспешно отказываться.
— Надо, надо, — перебил ее Кантор. — Я не замерзну, у меня куртка теплая. А ты еще простудишься и работать не сможешь, что тогда делать? И вообще, я кабальеро или засранец какой? Надевай быстро и не спорь. Молодые бедные жены из патриархальных мистралийских семей не спорят с мужьями. По крайней мере, на людях.
Саэта послушно набросила его плащ поверх своего и замолчала. Роль послушной бедной жены давалась ей с большим трудом, Кантору приходилось постоянно напоминать девушке, как себя вести, и каждый раз ее это страшно злило. Но злиться оставалось только на себя, потому что Кантор всякий раз оказывался прав.
Сделав необходимые покупки, они поехали в отель, который Кантор выбрал сам, не советуясь с местными гидами, предлагавшими свои услуги на каждом углу. Отель показался Саэте чересчур роскошным, но говорить об этом в присутствии кучи посторонних она не решилась, чтобы не нарываться на очередное напоминание о месте жены в патриархальной мистралийской семье. Увидев же номер, который Кантор снял из каких-то непонятных соображений, она и вовсе ахнула.
— Нравится? — улыбнулся Кантор, когда они остались одни. Саэта только головой покачала, рассматривая обитые дорогой восточной тканью стены, шелковые покрывала на кровати и затейливые украшения потолка.
— Кантор, — неуверенно сказал она наконец, — это все очень красиво, но… это же, наверное, бешеных денег стоит?
— Да не таких уж и бешеных, — махнул рукой Кантор, быстро сбрасывая сапоги и куртку и падая на широкую мягкую кровать. — У меня хватит. А потом, когда будем ведьму трясти, я сверх тех двух миллионов накину десяток тысяч и компенсирую себе все расходы.
— А если у нас не выйдет?
— А если у нас не выйдет, то есть если я геройски погибну при выполнении задания, то на кой мне тогда экономить? Зато у нас будут отдельные комнаты, в каждой отдельный душ и кровать. Мы сможем спать по-человечески. А еще… загляни в дверь справа.
Саэта заглянула и тихо ахнула. В небольшой, изысканно обставленной гостиной стоял рояль. Гладкий, блестящий, нежно-кремового цвета, до боли напоминавший тот, что был у нее во времена учебы в консерватории.
— Кантор, — тихо прошептала она, с нежностью осматривая инструмент. — Это мне?
— Нет, мне. — Кантор засмеялся, перевернулся на живот и направил на нее внимательный, чуть насмешливый взгляд пронзительно-черных глаз. — Эх, Саэта, не выйдет из тебя воина. И даже вора не выйдет. Бардом ты была, бардом и осталась. И чего тебя понесло в убийцы? Хотелось дать выход ненависти?
