-- О ...это мне известно, - с пониманием протянул я. Сражаться по правилам - это попросту было не для Анри.
-- Он такой же, как...
Вопрос застыл на устах короля.
-- Такой же, как я? - закончил я за него и задумался. - Нет, до высших сословий в нашем мире Анри далеко. Все, что он может это творить мелкое зло. Уничтожить целую цивилизацию не в его власти. Не в его силах также противостоять мне. С самого начала я не мог принять ваше предложение наследовать трон, потому что я принадлежу моему проклятому обществу, моей темной стране. У меня не хватит красноречие, чтобы описать вам законы, тайны и великолепие этой империи. К сожалению, Анри тоже принадлежит к ней.
-- И не сложно было понять, что в то страшное утро из чащи вышел не человек.
-- Я не ангел, посланный вам в утешение о потерянном сыне, - прервал я его мысль. - По крайней мере в моей душе нет ничего ангельского, внешность не в счет. У зла должна быть маска.
Глупо было утверждать о том, что я чудовище, при этом пребывая в самом прекрасном из своих обличий. Я просто поднялся на ноги, отряхнул плащ и самостоятельно побрел разыскивать зал совета. Надо же Анри уже успел добраться до дворца, а я то думал, что он, как неприкаянная душа будет еще много ночей без дела шататься по Ларам.
Двери нужного мне зала были распахнуты. За круглым столом, как призраки сгорбились некогда величавые фигуры.
-- Тринадцать - чертова дюжина, - подсчитал я, застыв на пороге. - У рыцарей из твоего ордена довольно невзрачный вид, Анри. Неужели ты собираешься в гости в этих лохмотьях.
Глаза Анри метали молнии. Одежда угрюмых цветов как всегда болталась на нем, будто на вешалке, кожа выглядела слишком шероховатой, будто перенесла опасное заболевание. У всех членов его ордена был не более благоприятный вид, и не менее скверный характер, чем у вожака. Потрепанные крылья мерцали бледно, как отлетающие души. В облике падших эльфов не было той ярости и многоцветия, как у их более удачливых собратьев, оставшихся пределах империи.
-- Говорят ты выработал собственную стратегию, Анри?
Анри самодовольно усмехнулся. Усмешка вышла больше похожей на оскал черепа, но я старался этого не замечать.
-- Каждый сражается за себя, как может, - пояснил Анри. - Нашим противникам приходиться сражаться с невидимыми врагами.
-- То есть вы становитесь незримыми, а потом щиплете, кусаете и царапаете своих соперников, чтобы те поскорее бросились на утек. Так поступают только трусы.
-- Нет, Эдвин, - горячо возразил Анри и даже приподнялся в резном отцовском кресле. - Я научился у тебя наслаждаться страхом своих врагов. Любопытно наблюдать, как они смотрят сквозь меня, не замечая опасности. Их пугает вид сабли или пики, которая взмыла в воздух сама собой. Откуда смертникам знать, что это моя невидимая рука наносит роковой удар.
Анри навострил острые уши, будто ловил какой-то далекий звук.
-- Слышишь хотя бы звук шагов или чей-то шепот? - поинтересовался он. - Скажи, хоть раз во дворце стояла такая тишь? Никто не смеет ни то, что прекословить, даже разговаривать в полный голос. Меня здесь уже бояться почти так же, как твои подданные бояться тебя. Скоро я стану величайшим из правителей сего мира. И ты не сможешь ни меня приручить, ни помешать.
-- То есть ты хочешь приобрести среди людей такой же авторитет, какой я приобрел в своей империи?
-- Точно, - не стесняясь поддакнул он. Все остальные молчали, когда Анри говорил и не смели вставить в наш диалог ни слова. Очевидно эта обреченная компания считала его прирожденным лидером. Осознавали ли они все каково им будет навеки оставаться изгоями? Что станет с ними через год или два, если они так и не вернуться в империю?
-- Мы вернемся, но не больше чем на час, - словно угадав мои мысли сказал Анри. - Скажи, один час пребывания в твоей стране вернет нам былую привлекательность?
-- Думаю, да. Определенно сказать довольно трудно. Никто из вам подобных еще не подвергал себя такому эксперименту, - я обращался ко всем тринадцати эльфам, сидевшим за столом, но отвечать мне не смел никто, кроме самого Анри. Никто кроме него не отважился встретиться со мной взглядом. Только нахальные, поблекшие глаза Анри неотрывно и с нескрываемой завистью изучали мое лицо.
-- Не пора ли тебе слетать проверить не похитил ли кто твои сокровища? - нагло осведомился он. - Я недавно прочел, что драконы любят спать на грудах золота потому, что драгоценные ископаемые, руды и металлы - это единственное, что осталось неизменным с сотворения мира. Все остальное меняется, а ты вечен, вот тебя и тянет к чему-то привычному, ценному и знакомому.
-- Точно так же как тебя тянет на совершение подлых поступков. Только сомневаюсь, что это влечение наследственное. Лживый тщеславный сын не заслуживает благородного отца, - я проникся к королю симпатией и уважал его настолько же, насколько презирал Анри. - Кстати, почему вдруг ты заговорил о сокровищах?
-- Просто так, - лицемерно заявил Анри, пытаясь изобразить безразличие. - Я совсем не об этом хотел сказать, а о том, что в Рошене эпидемия чумы.
Маска притворства тут же спала. Анри навострил уши, заинтересованно и нетерпеливо ожидая моей реакции.
-- Твоему доктору стоит отправиться туда, чтобы применить свои зелья на практике.
-- Он уже отправился, - Анри впервые за всю нашу беседу опустил глаза и вспыхнул бы, как провинившейся школьник, если б румянец мог коснуться его ввалившихся щек. Он знал о том, что уличен, но напоминание об этом было ему неприятно.
Скорее всего в городе сейчас пляска смерти. Раньше зараза гуляла только по самым бедным кварталам и на окраинах, а теперь король чума решил захватить новые владения. Болезнь была даже хуже, чем пожар. После того, как чума пройдется по всем улицам, то жителей там не останется. Пора перенести мой клад в более безопасную сокровищницу, чем склеп семи херувимов.
Я попрощался с Анри в своей привычной манере, отпустив напоследок пару колкостей, а потом снова отправился в путь. Никто в Виньене не провожал меня, но я знал, что когда я выходил из дворца на пустую площадь из разбитого окна тронного зала за мной все еще наблюдал король. И не надо было вступать в новую душеспасительную беседу с его величеством, чтобы услышать то, что он хотел мне сказать. Он все еще мечтал об идеальном наследнике, а идеалом в его мечтах был юноша-дракон.
Я перевернул на пальце перстень с печаткой, чтобы мгновенно перенестись в склеп. Появление дракона было бы слишком большим потрясением для зачумленного города. А ведь раньше я пролетал на Рошеном быстро, как золотой вихрь. Неужели Одиль была права, сказав, что драконам свойственно появляться в тех местах, где вскоре произойдет трагедия.