Они двинулись в сторону Бевиэра. Народ хотел вести переговоры с самим королем, ибо король, несмотря на всю его слабость и нерешительность, был человек добрый. Зло таилось вовсе не в нем, и если он не мог смягчить участь бедняков, то виной тому губительное влияние, и прежде всего – его ненавистной жены. Стало быть, надо преодолеть это влияние – если потребуется, то и силой; пойти прямиком к Дунуласу, встретиться с ним лицом к лицу. Если люди сами, без всяких двуличных посредников, будут говорить с королем, тот, разумеется, захочет их выслушать. А если вдруг не захочет, значит, пора выкручивать ему руки.
Человеческая лава текла по улицам – через Восьмой округ к Крысиному кварталу, по бульвару Наследного Принца; мимо садов Авиллака и по проезжей части до площади Дунуласа. Это движение, сначала медленное и неровное, набирало скорость и наступательность по мере роста толпы. На всем протяжении пути к шествующим присоединялись все новые и новые горожане, некоторые по собственной воле, некоторые случайно, а кое-кого буквально затаскивали силой. Одни пели на ходу, другие зазывали и оскорбляли нерешительных зевак, третьи выкрикивали угрозы или декламировали популярные лозунги. Какофония не ослабевала: клокотание голосов укладывалось в ритм топающих ног, грохот барабанов и раскатов набата, зовущего шерринцев к оружию.
Наконец они дошли до площади Дунуласа, где внезапно остановились. На дальней стороне площади возвышалась чугунная, ощетиненная пиками ограда, за которой находилась территория Бевиэра. Высокие ворота были заперты и закрыты на цепь. Перед ограждением выстроился отряд королевских гвардейцев, целиком преданных трону. В отличие от плебеев Вонарской гвардии, эти не колеблясь откроют стрельбу. Наступила краткая тишина, когда, казалось, было слышно, как стучат сердца, но ее тут же нарушил цокот конских копыт, ступающих по булыжнику.
На площадь с боковой улицы, откуда ни возьмись, выехала группа всадников в масках. Впереди мчалась знакомая, точно из ночного кошмара, фигура, одетая в черное и закованная в латы – Усмиритель толп города Шеррина. Ближайшие к нему горожане, дрогнув, инстинктивно подались назад, однако никто не пустился наутек от испуга. Привычный ужас перед Чарами Возвышенных, намеренно насаждаемый и глубоко укоренившийся в простонародье, настиг присутствовавших, но явно не вполне овладел ими. Разрываясь между смертельным страхом и столь же сильной решимостью, они стояли, изготовившись к бегству, ни на что не отваживаясь, в состоянии крайнего неравновесия.
Всадники натянули поводья. Было так тихо, что тысячи собравшихся могли расслышать, как храпят и бьют копытами кони, позвякивают уздечки и конские удила. Один из людей в маске приказал всем разойтись. Его зычный голос донесся до всех уголков площади Дунуласа и полетел дальше. Сам Усмиритель, как всегда, не произнес ни звука.
Ни этот приказ, ни сопровождавшие его угрозы не вызвали никакой реакции. Молчание ничем не нарушалось, и тогда Усмиритель вытащил небольшое серебристое устройство из сверкающих стекол и полированного металла – чародейное орудие разрушения, которое знали и боялись все. Металлические ногти поигрывали рычагом, затвором и спиралью. Механизм щелкнул внезапно, как пистолетный выстрел, и ближайшие к Усмирителю горожане отпрянули. Засверкала отравленным светом линза, все одновременно затаили дыхание.
– Слепота. Глухота. Паралич, – без всякой надобности напомнил собравшимся человек в маске. – Судьба предателей Вонара – смерть заживо. Горожане, пока еще возможно, оставьте площадь и разойдитесь. Это ваш последний шанс к спасению.
И снова никакой реакции, разве что почти неуловимое движение, словно толпа пыталась сжаться.
– Вы что там, оглохли? – осведомился говорящий с нетерпением, не вполне маскировавшим страх.
Никакого ответа.
Усмиритель приподнялся и нацелил светоносный ствол. Раздались крики ужаса, стоявшие впереди предприняли было попытку к бегству, но нажимавшая сзади толпа не давала им такой возможности. Некоторые стали толкать и дубасить соседей в отчаянной попытке проложить себе дорогу, некоторые кричали и умоляли, вцеплялись в других и даже кусались. В головной части толпы началась невообразимая давка, судорожные перемещения, разрушительное смыкание дерущихся тел. Но без толку. Усмиритель тщательно прицелился, нажал на спуск, и из ствола вылетела стрела отравленного света. Эта вспышка через несколько ярдов, отделяющих всадников от собравшихся, начала увеличиваться и расширяться, дойдя до размеров конуса, способного накрыть вредоносными лучами с полдесятка горожан.
Шестеро человек упали посреди внезапной тишины – глаза их были открыты, но ничего не видели, уши остались целы, но потеряли слух, ноги без признаков увечья словно окаменели, – все, как и было предсказано. Раздались вопли ужаса и гнева, толпа сотряслась, беспорядочно задвигалась, словно охваченная припадком безумия. Пока люди дергались, визжали, натыкались друг на друга, толкались и пытались разорвать друг друга в клочья, Усмиритель выстрелил снова: упали еще четверо.
Горожане, стоявшие сзади, пустились наутек, ища спасения в боковых улицах, но передние оказались в ловушке. Подавленные ужасом, они смотрели, как Усмиритель вновь неспешно прицеливается. Стоявшие поперек траектории разрушительного света вскрикивали и закрывали глаза руками, некоторые бросались ничком на землю. Прежде чем последовал еще один спуск затвора, на площади Дунулуса грянул выстрел.
Никто точно не знал, кто стрелял, и никогда уже не узнает, потому что на эту честь потом будут притязать многие. Какой-то предельно хладнокровный или же впавший в истерику и отчаяние шерринец выстрелил в Усмирителя. Но кто бы то ни был, он промазал. Усмиритель остался целехонек, зато лошадь под ним упала замертво. Он свалился с седла, ударившись с размаху о мостовую, и орудие выпало из его рук. Усмиритель сразу же вскочил на ноги, и тут-то впервые стало заметно, что он не такая уж величавая персона. Верхом он казался гигантом в просторном черном капюшоне и островерхом шлеме. Когда же он спешился, то неожиданно оказался невзрачным коротышкой – в сущности, почти карликом.
Усмиритель потянулся было за своим оружием, но какой-то безымянный горожанин уже подхватил его. Приспешники Усмирителя начали стрелять в вора, но пули их просвистели напрасно: тот, к счастью, сохранив соображение, передал захваченную добычу в гущу людей. Вскинулись десятки рук, и волшебный механизм исчез из виду.
Всадники замерли, побледнев под масками. Усмиритель – до нелепости маленький, похожий на игрушку, выхватил пистолет. Горожане ринулись вперед, и его выстрел уже не произвел никакого действия. Через секунду толпа набросилась на него. Если он и кричал, то этого никто не слышал. Усмиритель упал на землю, увлекаемый водоворотом ярости и насилия. В считанные мгновения с него сорвали капюшон, маску и доспехи, обнажив щуплое тело и молодое удивленное лицо. Взлетели дубинки, замелькали обутые ноги; Усмиритель некоторое время корчился и дергался, его разбитый рот раскрылся, показывая зубы, испещренные по моде изумрудными пятнышками. Агония быстро кончилась, и Усмиритель испустил последний вздох. Беспамятство разгладило черты его лица, известного всему двору – то было лицо Векина в'Иссеруа, Королевского Усмирителя Шеррина.
