На стол нагло вспрыгнула Шеба и попыталась стянуть с тарелки кусок ветчины, тоже, кстати, выглядевшей свеженарезаной. Но вместо того, чтобы ухватить добычу и смыться, кошка вдруг словно наткнулась на невидимую преграду, вздыбила шерсть и шарахнулась, забыв, что нужно убраться от еды подальше во избежание наказания. Вместо этого, она воззрилась на меня совершенно округлившимися и без того не маленькими глазищами и, мелко тряся подбородком, беззвучным мявом констатировала творящееся безобразие. Я настолько была солидарна с ней по вопросу необъяснимости происходящего, что даже не озаботилась шугануть со стола. Вместо этого я тоже потянулась за ветчиной. Никакой преграды не обнаружила, подхватила с тарелки кусочек нарезки и помахала им перед носом у Шебы. Лохматая стерва тут же попыталась цапнуть когтями подачку, и снова не дотянулась до ломтика, словно вокруг него было какое-то защитное поле. От неожиданности я выронила ветчину, и Шеба спикировала за ней на пол. Здесь у нее проблем не возникло — сразу вгрызлась зубами, даже зарычала от удовольствия. А я хлопала глазами, пытаясь понять, что же произошло. Действительно кошка не могла со стола спереть что-то, или это я до сих пор не проснулась?
— Балуешь ты ее, — прозвучало за спиной, и я подскочила на месте. Давешне зеленоглазое чудо возвышалось в проеме, едва не подпирая головой верхний дверной косяк. Ох, ни фига себе, какой он длинный! — Ната сказала, что ее нельзя со стола подкармливать. Я, правда, не понял, почему.
Что за голос, боги папуасские! Ему бы в опере петь. Или лучше менестрелем в каком-то трактире, лет эдак пятьсот назад. Так бы всю жизнь и слушала. А если еще представить, как он этим голосом шептать станет… Ой, что-то меня не туда понесло!
— П-привет, — промямлила я, лихорадочно соображая, откуда он взялся. Ну не было его в комнате! И из ванны ни звука не доносилось. А вид у этого подарка судьбы при этом был такой, словно он тоже только что глаза разул и натянул на себя что попало: мешковатые джинсы, растянутая у ворота майка с каким-то полустершимся логотипом, ноги босые. Но в первую очередь эффект заспанности создавало странное, словно подслеповатое выражение глаз и рассеянная улыбка. — Александра, — протянула я ему руку.
— Вел, — улыбка расползлась еще шире, а протянутая в ответ на мое приветствие ладонь повергла меня в благоговейный трепет. Рука скрипача или пианиста. Не коллеги — слишком уж гладкая кожа и полное отсутствие мозолей. Так и хотелось тут же впечатать это сокровище в гипсовую заготовку, чтобы потом с чувством, с толком, с расстановкой ваять со слепка фантастическую конечность. — Ты всегда днем спишь и по ночам работаешь?
— Почти, — кивнула я, нехотя выпуская его руку из своих цепких пальчиков. Но как-то очень уж настойчиво Вел старался ее вырвать. Словно ему неприятно было мое прикосновение. Я недоуменно вгляделась в его лицо и слегка поплыла от написанного на нем неподдельного восторга. Вон оно как! Приятно… И ведь даже без малейших усилий с моей стороны. М-р-р! Стоп, хватит на него так откровенно глазеть. — Это ты с завтраком для меня расстарался?
Вроде спросила просто, чтобы скрыть неловкость, но почему-то возникло чувство, что мы знакомы всю жизнь, и, хотя умом я понимала, что следует поинтересоваться, кто он, откуда, давно ли знаком с Сашей и Натой, но в душе сознавала, что это будет неуместно и неправильно. Кто бы ни был этот зеленоглазый красавчик, с ним было легко, и усложнять что-то — себе же во вред.
— Ну… — неопределенно протянул он, о чем-то задумался и, наконец, сообщил: — Ната утром приготовила, а я… эм… разогрел.
— Присоединишься? — предложила я, не зная, что еще сказать.
Вел кивнул и, отлипнув от двери, складировался в узкий угол между столом и стенкой. Выглядело это довольно комично и в то же время невероятно грациозно. От него вообще дух захватывало. Даже не верилось, что такие бывают. Нет, назвать пропорции его тела идеальными язык бы не повернулся — он весь был каким-то утрированно изящным, даже мог бы показаться хрупким, если бы не широченные, хоть и чуть сутулые, плечи и эти огромные, но такие тонкие руки. Зато таз был узким, и когда это чудо опускалось на табуретку, мой взгляд невольно зацепился за его ягодицы. Я чуть не завизжала от восторга. Это не задница — это мечта! У меня кончики пальцев зудеть начали от желания все его облапать и общупать, запомнить каждый изгиб. Нет, без всяких задних мыслей, конечно. Просто не изваять такое совершенство было бы преступлением пред искусством. Хотя… себе-то можно и не врать. Задние мысли в наличии имелись. И еще какие настырные! Но не кидаться же на него сразу, еще испугается. К тому же для начала не мешало бы выяснить, достигло ли это солнышко совершеннолетия. Судя по наивным глазам и улыбке, слишком тонкой кости и выпирающим ключицам, ему вполне могло не оказаться восемнадцати. Нет, у меня, конечно, нет комплексов, но и совратительницей малолетних становиться не хочется. Так что, включать свое безотказное обаяние я пока не стала. Сначала познакомлюсь поближе, а потом уже охмурю. Ну, да, умею я это, хоть и сама не понимаю, как. Просто если захочу получить какого-то парня, он мимо пройти не сможет. Вот не сможет и все. Сама удивляюсь. Ничего же такого особенного во мне нет — девчонка, как девчонка. Не уродина, конечно, но и не писаная красавица. Это хорошо еще, сейчас я научилась эту свою странную способность контролировать худо-бедно. А в юности столько наворотила — вспомнить страшно. Нет, не буду я это юное сокровище сразу тяжелой артиллерией долбать. Пусть сначала немного ко мне обычной привыкнет. Но у него такая задница…
Шеба, нахалка плоскомордая, тут же оккупировала колени гостя и принялась тереться о его грудь. Вел в долгу не остался, запустил пальцы в длинную шерсть и принялся ласкать приставалу, безошибочно находя самые желанные для почесывания места. Крещендо мурчания обрело обертона ангельского меццо, а я, завороженная зрелищем, чуть не растеклась лужицей, представив себя на месте кошки.
И тут в сознание ворвался приглушенный расстоянием звук вызова комма. Мысленно прокляв гада, отрывающего меня от созерцания этого потрясающего парня, я все же поднялась и поскакала в свою комнату, надеясь только на то, что звонок от моего личного поставщика камня. По большому счету, дядя Сеня тоже был скульптором, но давно забросил искусство и неплохо зарабатывал, вырезая циферки с черточками на могильных плитах. Но в мастерской кладбищенского камнетеса всегда находилось много лома красивых и ценных пород мрамора, их дядя Сеня и сбывал мне по дешевке. Небольшие фигурки животных, в которых я превращала потом каменный лом, были основной статьей моего дохода, поэтому звонки от этого поставщика всегда оставались приоритетными.
