Сдвинув брови, я искоса глянула на Марину. Та сосредоточенно о чем-то размышляла. Хм… как бы сформулировать смутные ощущения. Я ведь уверена в своих словах.
– Как бы объяснить… Есть разница. Я просто чувствую. Потому что и с первым, и со вторым вариантами познакомилась. Недавно, да. Они слились в одно, их даже по запаху трудно различить. А Призванный сидит на нити, связанный договором, условием. Четкий ведомый. И связь эту можно порвать. Теоретически, предложив что-то еще, более… хм, привлекательное. А здесь кажется, произошло слияние. Будто и не было цепи.
– И насколько разумен Одержимый? – внутренне костенея, машинально спросил Висс.
– А вот это уже зависти от того, что из себя представляет сущность демона, да? – ответила вопросом на вопрос, раздраженно царапая пластик, закручивающийся белой стружкой под когтем. – Что делать-то?
– Демон, хм…
– Так, забыла, – встрепенувшись, достала список, – мы в библиотеке были, у магистра.
Выложив перед сирином, ушедшим в раздумья, лист, добавила:
– Убийца, скорее всего, имеет доступ вот сюда… Это сузит список подозреваемых?
– Да, – мужчина опять тяжко вздохнул, – спасибо. Кстати, почему услугами нашего Крадущегося не воспользовались?
– Да, – я махнула рукой, – он мне не очень нравится.
– Хм. Ну ладно, – мужчина встал, сгребая документы, – я пошел. Удачи вам обоим.
– Аналогично.
Марина кивнула.
Проводив взглядом сирина, потянулась. Девушка же устало ссутулилась, облокотившись на стол.
– Устала? – сочувственно погладив ее по голове, встала. Та кивнула. – Потерпи, смену отработаю, и пойдем спать.
Может быть, если повезет, и нас не убьют.
Но ни поспать, ни даже закончить работу нам не дали. Едва в опускающихся на город сумерках растворилось светлое пятно джинсовки сирина-следователя, и десяток заказов разместился на столах, а я, перешучиваясь и улыбаясь во все клыки, лавировала между столиков, случилось…
Миг, и пространство за широкими витринами залила чернильная тьма, пронизанная белесыми, тускло-серыми дрожащими нитями. Люди, дорога, деревья, фонари, разноцветные лампочки светодиодов, вывески – все превратилось вдруг в картонный задник, хрупкий и однотонно-угнетающий.
Но никто не заметил…
Руки дрогнули, едва не выпустив поднос.
Тьма шевельнулась и двинулась вперед. Осторожно поставив заказанное на ближайший столик, я попятилась, не сводя взгляда с начинающих мелко подрагивать окон. Стекла звякнули, когда невесомое нерассуждающее нечто попросилось в гости. Тонкие щупальца жадно сжимали дерево, вгрызались в кирпичи.
Среди гомона я различила судорожный испуганный всхлип Марины. Обернулась, ловя панический взгляд, нервный неловкий жест и вспышку ужаса, приправленного магией. Рой полупрозрачных искорок сорвался с пальцев, и, обдав холодом, впитался в стены.
Я отскочила, сшибая пустой столик. На улице глухо бухнуло, полыхнуло алым. Стекла вспучились и разлетелись по наполнившемуся криками боли залу тонкими серебристыми росчерками. Руку, машинально вздернутую в защитном жесте, и бок будто наждаком ошпарило. Сотни, тысячи сияющих стилетов превратили и уютное кафе в залитую кровью и болью котловину.
Пахнущая гнилью и смертью тьма медленно вползала внутрь. Одно щупальце нежно коснулось руки стонущего у входа человека. Тот дернулся, застыл… и осыпался пеплом, смешанным с кровью. Многоголосый, резонирующий вопль заполнил кафе, панический ужас поднялся в сознании, заставляя двигаться.
И я отмерла. Прыжок, рывок. И, волоча свою оглушенную девицу, я рванулась к бару. У кассы безжизненно лежала Светочка, по горлу ее тянулся алый порез. Толчками выплескивалась кровь…
Алая, горько-сладкая…
Не пытаясь даже разобрать в смешении следов и ароматов, оставшихся позади, жив ли еще кто-то, вломилась на кухню, пронеслась мимо ряда белых шкафов и плит, пятная кафель кровью.
Тяжело дыша, на миг остановилась перед узким окном, выходящим во дворик. Оглянулась на дико озирающуюся Марину.
Шевельнула губами:
– Вот так вот у нас…
И высадила стекло. Осколком больше, осколком меньше.
Улица встретила нас душной жаркой тяжестью, прижимающей к земле и мельтешащей перед глазами черными точками. Мир дрожал, расплывались очертания домов, деревьев, испуганных, разбегающихся людей. Все казалось затянуто сероватой дымкой.
Голова отчаянно кружилась, к горлу подступила тошнота. А черное пятно у входа в кафе все сильнее расплывалось, выбрасывая в разные стороны щупальца. Все, чего они касались, начинало гнить, зарастая серо-зеленой, фосфоресцирующей плесенью. Небо… почернело.
Сглотнув, я оглянулась на Марину. Та заворожено созерцала вакханалию тьмы.
– Пой! – рявкнула ей в ухо. – Пой!
Та дико на меня глянула, чуть приоткрыв рот. Не дожидаясь, пока до девушки дойдет моя мысль, ринулась куда-то вниз по аллее. Зазмеившиеся было по асфальту отростки отстали. Бежать было тяжело. Будто продираешься через сотни слоев тонкой полупрозрачной пленки, искажающей перспективу и обманывающей зрение. Спотыкнувшись, повалилась на колени.
Машинально поднесла к лицу руку, проехавшуюся по чему-то влажному. Лизнула… кровь. Не моя. Перевела взгляд. Сквозь серое однотонное марево разглядела тело. Светло-голубая джинса, почти белые волосы, темное, медленно расплывающееся пятно. Заострившееся бледное лицо, стеклянный взгляд, алая полоса на шее.
Висс?
Рядом, рухнув на колени, застонала Марина.
– Да что же это?
Я уловила в ее голосе, набравшем силу и мощь, начало погребальной песни. Тоска сжала сердце, перехватила дыхание.
Похоже, список тебе больше не понадобится, следователь. Как же неудачно ты попался на пути этой тьмы? А ты, моя красавица, привыкай. Здесь умирают часто. Порой грязно…
Проведя рукой по холодной уже коже, прикрыла мертвые глаза. Тяжело поднялась, оглянувшись. Позади клубилась тьма.
– Бежим!
Вниз, через дорогу, едва не падая, перешагнув бордюр. Злобно ругаясь и дергая за руку девицу, едва успевающую перебирать ногами.
Хромая, вниз по ступеням, не замечая ничего, кроме медленно приближающейся темной ленты реки. Серое, белое, черное… размазанные фигуры людей, тусклые желтые огни фонарей, прорывающийся сквозь пелену, накрывшую окрестности, нарастающий шелест и скрежет нагоняющего ужаса. И печаль, медленно поднимающаяся в груди, отзываясь на тихую истерику истекающей неконтролируемой силой, сирин. Нет… я мотнула головой. Этого – не надо. Не поможет…
Едва шевеля застывающими губами, прошептала:
– Марина, в воду!
