Уголёк притопнул копытом и дал ему понять, что это уши коновязи скорее пострадают от его зубов.
Пока они спешивались, на лошадином языке уже шёл обмен приветствиями. Тощая колченогая кобыла, ни к чему не привязанная, отвечала на вопросы Уголька и коня старика унылым храпом.
Старик У, уперев в бока руки, обратился к кобыле: — «Эй, Тарам! Хватит делать вид, что замечаешь только лошадей. Мы тоже достойны твоего внимания», — и та повернула голову.
У пихнул Нарана в бок:
— Теперь проси, за чем пришёл.
— У неё?
Старик строго поправил:
— У него. Камы часто притворяются животными, чтобы быть ближе к тонкому миру и уметь видеть в дыму и в дожде послания от духов. Совами, лошадьми, собаками. Иногда орлами или норками. Ну, да я не знаю подробностей.
— Они и вправду такие могущественные?
Наран с трепетом разглядывал клячу, хотя ничего похожего на могущество в ней не было и в помине. Позвонки можно пересчитать прямо под шкурой, губы грустно отвисают, позволяя рассмотреть жёлтые зубы с большими просветами между ними. Уши в таком состоянии, будто бы ими поживился с десяток летучих мышей, отщипывая от них по кусочку хряща. Копыта с непропорционально большими роговыми наростами, такими, что стукаются друг об друга при каждом движении.
Нет, такого не может быть, чтобы камом было такое жалкое существо.
Наран прищурился, и сразу всё обрело смысл. Торчащие рёбра и живот, похожий на пустую бочку для кумыса — от аскезы и для того, чтобы лучше путешествовалось по тонким мирам. Лестница в небо, наверное, хрупкая, недаром что невидимая, и на полный желудок по ней не пройдёшь. Уши сгорели в священном огне, а копыта такие тяжёлые и большие, чтобы шаман не потерялся на пути к небу и непременно вернулся на землю. Кроме того, их удобно — стук-стук! — использовать в качестве бубна, когда ты в животной шкуре.
У лениво потирал руки. Между пальцами у него зеленела очередная самокрутка.
— Конечно. Проси. Подношение можно потом. А можно вообще не давать — отдашь мне. Главное, дай ему понюхать. Камы питаются духовной пищей, это всем известно. Они могут есть глазами и ноздрями.
Наран выступил вперёд, ощущая, как по телу прокатываются волны трепета. Да! Это могущественный шаман, раз позволяет себе встречать гостей и просителей в животном обличии.
— Тарам! Я здесь, потому что просил этого человека привести меня к мудрому и могущественному каму. Я знаю, твоего могущества… — Наран ещё раз взглянул на выпирающие рёбра, — и жизненного опыта хватит на то, чтобы исполнить мою просьбу.
— Кто там зовёт Тарама, — послышался из шатра, как будто из-под воды, голос. Полог колыхнулся, и вышел старик ещё древнее и ещё скрюченнее, чем У. По правде говоря, хирее даже своей лошади. Он кутался в лошадиную шкуру, лошадиный череп, облепленный клочками шкуры, свешивался с макушки на правое плечо, хвост болтался между коленями, а лоскуты кожи, что обтягивали прежде лошадиные ноги, болтались по обеим сторонам от него.
— Ух, — сказал У невозмутимо, и самокрутка переместилась в уголок рта. — А я думал, ты конь.
— Я конь, — гордо сказал старик. — Разве не заметно? Так кто здесь звал могущественного Тарама?
— Я, — пролепетал Наран.
Он разглядывал старика. Высокие скулы, щёки такие впалые, что видно, в какую сторону двинулся язык. Из-под лошадиного черепа спадают на лоб птичьи перья. Нос приплюснутый и слегка свёрнутый на бок, отчего оттуда на верхнюю губу постоянно текут сопли. На щеках закрученные спиралью узоры нанесены той же белой краской. Уши обкусаны так же, как у кобылы, зато зубы под прозрачными губами, как ни странно, все на месте.
— О! Что ты хочешь от меня, черепашье лицо? Ты принёс мне награды?
Старик за спиной Нарана возмущённо фыркнул. Несмотря на неуёмное желание подшутить над своим спутником, иногда довольно жесткое, его симпатии были на стороне Нарана. Странно. Он что, не уважает собственного шамана, проводника в иной мир и наделённого даром разговаривать с богом?
— Держи руки при себе, старик, — сказал У. — Этот юноша пришёл к тебе с просьбой, которую ты должен выполнить, а его милость будет зависеть от результата. И потом. Он не расплатился ещё даже со мной!
Теперь в сторону Нарана смотрели сразу две руки. Наран вздохнул, завозился с перевязью ятагана, что достался ему от атамана, и вложил его в ладонь У. Та захлопнулась так, как может захлопнуться только крышка сундука, и старик довольно заурчал.
— Я побуду тут, пока вы не уладите твои дела.
Он отошёл, и уселся на один из плоских камней, на которым были нарисованы молнии. Положил на колени оружие и принялся рассматривать рукоятку. Такое оружие было редкостью среди кочевых племён, и, видно, даже среди горных жителей его водилось немного. Хорошее оружие всегда в цене.
— Ну, хорошо, — кам опустил руку. — Ты желаешь разговаривать с духами? Просить их о чём-то? Может, чей-то двойник потерялся между небом и землёю? Или заблудился в подземном царстве? Может, у другого аила больше табунов, чем у вашего? Я вижу… о, я вижу что-то другое. Я вижу длинный путь и внутреннюю борьбу. Мне нужно подготовиться.
Наран открыл рот, чтобы ответить, хотя бы на один из заданных вопросов, но кам уже скрылся в шатре. Он сказал У:
— Я думал, камы живут в почёте и сытости.
— Весь их почёт в том, что их боятся. Они как бешеные крысы, которых гонят из аила. Или восславляют и дают им корму, чтобы они селились не в юртах, а где-то рядом. Но чаще гонят с метлой.
Наран, который не понял, для чего крысам вообще селиться в человеческих жилищах, неопределённо покачал головой. В степи шатры переставляли с места на место так часто, что не каждое утро там заново успевал поселиться солнечный свет. Видно, здесь у крыс были другие порядки. Да и для чего их выгонять, если можно поймать, зажарить на костре и съесть? Любой степной житель так бы и поступил. Это большая радость, когда к тебе само ползёт мясо!
Наран сказал старику:
— Может, и правда стоило подняться повыше? Он похож на побитого пса. В нём же ни капли достоинства.
— Как пожелаешь. Дашь мне какого-нибудь щёлка и серебра, и я буду водить тебя по горам хоть до солнечного стояния.
Из шатра вдруг послышался голос, хриплый, ворчливый и похожий на воронье карканье.
— А в тебе достоинства столько, что переливается через край.
В голосе было столько злобы, что Наран отшатнулся. Он раскрытыми глазами смотрел на шатёр, размышляя, как это его прямо сейчас не унесло в небо.
— Тебе, который каждый день убегает от себя, чтобы спрятаться за доводами разума и запросами желудка! Тебе место не в степи! Тебе место — засохнуть в пустыне.
