— Возможно, возможно, — кивнул Веяма, успевший усесться, — туман, говоришь, от взгляда убегал?
— От слабости в глазах тени вполне возникнуть могут, — заметил Иггельд, — голодает парень третью неделю, пока сидит — ничего, а поработает чуток — и закружилась голова. Нырнуть, да под водой проплыть — сил требует. А тут еще и дыхание задерживал. Оттого и в глазах мелькало!
— Да, конечно… — согласился Младояр даже с облегчением.
— Ничего не конечно, — возмутился мудрец, — ты никогда не доберешься до истины, если будешь довольствоваться подкинутыми тебе простенькими объяснениями. Мы с этим твоим туманом разберемся еще! А сейчас — спать.
* * *
Младояр вновь стоял посреди пещеры с письменами-рисунками. Веяма велел сторожить — не появится ли тень снова, сам же продолжил изучать древние знаки. Пальцы ведуна мелькали то здесь, то там, ведь ими можно и указывать, и подсвечивать. Княжич немного заскучал, ему и самому хотелось поломать голову над значками, а тут стой в отдалении, как в засаде. Охотничек за тенями!
— Ну как, Веяма, прочел чего? — юноша не утерпел.
— Что б незнакомые письмена прочесть, годы нужны, а то и столетия, — отмахнулся ведун, — мне бы хоть общее построение понять…
— Ну, и хоть чего понял?
— Одинаковых значков нет, но внутри каждого из рисуночков повторяющиеся части. Вроде, как грамота восточных людей, но у них все же одинаковые рисунки встречаются. Нет, не совсем то…
— Может, в каждом значке — фраза?
— Ну, может… — передернул плечами старик, — И чем мне это поможет?
— Зарисовать бы, а дома — разобраться, — вздохнул Младояр, — я бы сидел, сравнивал…
— Так не дали нам в пещеру ни бересты, ни кож, ни дощечек, чего вздыхать о том, что недостижимо? Если бы, да кабы, да во рту выросли грибы! — голос ведуна принял притворно-сварливый тон, — Если бы у бабушки был…
— Она была бы дедушкой! — оживился княжич, — Ну и ладно, я уже запомнил некоторые рисунки, вернусь в Старые Палаты — зарисую!
— Я тоже многие запомнил, вот не забыть бы только… — вздохнул старик, — А насчет перерисую — я тебе сказку одну расскажу, потом… Страшную!
— А сейчас?
— Сейчас — дело.
Старик вновь уткнулся носом в стену. Что-то мелькнуло поблизости. Вот еще, вроде тень рядом с ним. Прикрыла половину стариковского тела, даже очертание какое-то вырисовывается. Вроде — голова, вернее — тень от нее, нет — туманом… Как будто наклоняется над Веямой… За плечо ему заглядывает, что ли? Вот оно!
— Веяма… Оно… — попытался «громко шепнуть» Младояр.
— Ага, справа или слева?
— Справа.
— Точно, у меня вроде правое плечо озябло.
— Оно испугалось!
— Совсем пропало? — забеспокоился ведун.
— Не знаю, я его только и вижу, что на твоем фоне…
Веяма очень медленно повернул голову вправо. Глаза старика, сверкнув в темноте, как округлых стеклышка, остановились в одном направлении. Веяма замер, Младояру показалось, что ведун перестал дышать. Может — боялся спугнуть? Младояр тоже замер, решив не мешать старику. А то и впрямь поймает тень? Многое ведь чего рассказывали о Веяме в Крутене. Никто не умел так быстро уговорить злого духа уйти из занятого им дома, бани или амбара! Умел, стало быть, с невидимыми беседы вести.
Старик присел, даже чуть расслабился, но глаза продолжали смотреть в одну точку. Младояр кожей почуял, идет неслышимый разговор. Напрягся — вот бы послушать! Как бы это… Несколько глубоких вдохов-выдохов, поднимаем силу всего тела к ушам… Или чем слушают такие разговоры? А… Точно — как шепот!
— Подслушивать нехорошо, — бросил Веяма строго.
— Ой, я не буду больше, — испугался княжич.
— Да, лучше не отвлекай, вон — значки на стенах пока посмотри, разговор-то о них!
Младояр долго пытался сосредоточиться на письменах, это ему плохо удавалось — то и дело юноша краем глаза пытался разглядеть, с кем беседует старик. Но видел лишь Веяму, продолжавшего смотреть в одну точку…
* * *
Опять на старом, обжитом месте, вновь — втроем. Привычный запах Священной пещеры, теплая водица, только и ждущая, чтобы в ней поплескались. Вот только одно плохо — если Младояр не находил себе места, пытаясь выспросить у Веямы все-все, то старый мудрец, напротив, говорить не хотел, ему было что обдумать. Единственным утешением явился Иггельд, готовый выслушивать рассказ княжича три раза в подряд, но, увы, не знавший ответов на вопросы юноши. Да и что мог объяснить лекарь — ну, видел Младояр какое-то полупрозрачное существо в пещере, покрытой древними письменами, вступил тот полудух-получудик в беседу со старым Веямой, с которым иные простые люди и заговорить-то боятся. И что мог на все это сказать Иггельд? Разве что попросить старого друга…
— Да ладно, Веяма, не томи парня!
— Молодежь должна уметь размышлять сама, не ища готовых ответов на те загадки, что еще не разрешены, — откликнулся ведун, — а я, так хотел бы поразмышлять.
— Потом голову ломать будешь, ответь бедному, изнывающему в ожидании твоих слов мальчику, ну, хоть на пару вопросов…
— Ну, разве что на пару… — вздохнул мудрец, — Да и ответь — сильно сказано. Можно попытаться что-то вякнуть по поводу, и не более.
— Кто это был, ну — невидимый, вернее — чуток…
— Я не знаю. Одно из существ, способных передвигаться из одного мира в другой.
— Из Нави в Явь?
— Внушенная тебе система из двух миров не соответствует действительности, — отмахнулся Веяма, — вселенных много, никто не знает — сколько. И человеческая душа, или то, что подразумевают по этим понятием, действительно может путешествовать по другим мирам.
— Но ты спросил у этого туманного человека, кто он? Может — дух умершего, не нашедшего нового тела?
— Может быть и так, и эдак. Что гадать впустую — не нашел, или сам отказался? Ответа нет.
— Ты его не спрашивал? — удивился юноша.
— Как же, спрашивал, — пожал печами мудрец, — да он не знает.
— Как не знает?!
— А ты, Млад, знаешь, кто — ты?
— Я — человек.
— А что есть человек? Руки-ноги, харя да зад? Двуногий зверь, лишенный перьев?
— Мыслящий, — сразу уточнил княжич, байка про ощипанного петуха была им прочитана еще с год назад.
— Но вот этот мой новый приятель — он тоже мыслящий, — возразил Веяма, — так как, будем и его считать человеком?
— Ну, не знаю… Если бы знать, что он жил человеком, а теперь один дух? — задумался паренек, — Вот у тебя тело светится, потому как мудрец…
— Ты не лишен, однако ж, скромности! — заметил Иггельд, покачав головой. Видимо, наставнику все не давала покоя собственная ущербность — эти двое светятся, а он — нет…
