Герцог слушал, не шевелясь, тяжело дыша, все телом наклонившись вперед, опираясь локтем на колени и закручивая и отпуская редкую седую поросль усов своей толстой и могучей рукой. Его взгляд мрачно метался по покоям, а его алые от пира дряблые щеки заливала все более густая краска.
Зенамбрия сказала:
— Увы, но не говорила ли я тебе давным-давно, господин мой, что не к добру Корунд взял в жены молодую. Отсюда и проистекает весь этот позор, какого и следовало ожидать. И впрямь, жаль такого видного человека, чьи лучшие годы уже минули, и с чьей честью она так забавляется, пока он находится на другом краю земли. Воистину, воистину надеюсь я, что он отплатит ей за это по возвращении. Ибо уверена я, Корунд слишком горд, чтобы добиваться продвижения по такой позорной цене.
— Речи твои, жена, — промолвил Корс, — содержат много болтовни и мало смысла. Говоря проще, ты дура.
Он помолчал, затем поднял глаза на Шриву, что полусидела, опираясь на массивный стол тонкой, сверкающей драгоценностями рукой, что была подобна поддерживавшей ее прекрасную фигуру изящной белой колонне. Остановившись на ней, его тусклый взгляд несколько прояснился.
— Иди сюда, — сказал он, — Ко мне на колени, вот так.
Когда она села, он сказал:
— Нарядное на тебе сегодня платье, милая моя фея. Красное, в знак веселого нрава, — он полуобнимал ее своей могучей рукой, а его ладонь, огромная, словно тарелка, подобно щиту покоилась под ее грудью, — Как приятно ты пахнешь.
— Это молодая кассия-вера[79], — ответила она.
— Рада, что тебе нравится, господин мой, — сказала Зенамбрия. — Моя служанка по-прежнему не соглашается, что, сваренная в вине, она дает аромат, превосходящий все прочие.
Корс все смотрел на Шриву. Потом он спросил:
— Что ты делала на террасе в темноте, а?
Она потупила взор и сказала:
— Это Лакс умолял меня встретиться с ним там.
— Хм! — сказал Корс, — Странно, он собирался ожидать тебя в этот час на мощеной аллее во внутреннем дворе.
— Он не понял меня, — сказала Шрива, — И поделом ему за такую небрежность.
— Ну ладно. А ты, что же, моя киска, превратилась в политика? — промолвил Корс. — И разнюхала о походе на Демонланд? Вполне вероятно. Но, думаю, король пошлет Кориния.
— Кориния? — отозвалась Шрива. — Другие так не считают. Все достанется Корунду, если, конечно, ты не подтолкнешь короля к нужному решению сегодня же, о отец мой, прежде чем эта проныра уединится с ним завтра.
— Ба! — воскликнул Корс. — Ты всего лишь девчонка, и ни черта не знаешь. У нее не хватит ни духу, ни решимости провернуть это дело. Нет, это не Корунд стоит на нашем пути, а Кориний. Именно поэтому король отказал ему в Пиксиланде, который ему причитался, и швырнул эту побрякушку Лаксу.
— Но это же будет чудовищно, если Коринию достанется Демонланд, — воскликнула Зенамбрия, — Ведь это намного почетнее пиксиландской короны. Неужто этот молокосос получит все мясо, а тебе, потому лишь, что ты стар, не достанется ничего, кроме костей и обрезков?
— Попридержи язык, женщина, — сказал Корс, глядя на нее, как глядят на кислую микстуру. — Что ж ты не пускала в ход свои мозги, дабы заполучить его для своей дочери?
— Воистину, супруг, я сожалею об этом, — сказала Зенамбрия.
Леди Шрива расхохоталась, обняв отца за его бычью шею и играя с его бакенбардами.
— Успокойся, госпожа моя матушка, — сказала она. — Я могу выбрать, и это бесспорно, любого из них, да и из всех остальных в Карсё. И, если поразмыслить о лорде Коринии — что ж, он и впрямь достойный мужчина; к тому же, у него бритое лицо, которое, как тебе подскажет твой опыт, намного лучше этих вот усов.
— Хорошо, — промолвил Корс, целуя ее, — Как бы там ни было, я отправлюсь сегодня к королю, чтобы внести мое предложение. Тем временем, госпожа моя, — обратился он к Зенамбрии, — я хочу, чтобы ты тотчас отправилась к себе в покои. Задвинь засов, а для пущей безопасности я еще и запру тебя снаружи. Нынче идет большое веселье, и я не хочу, чтобы эти шатающиеся пьяные мужланы оскорбили тебя, что вполне может произойти, пока я занят государственными делами.
Зенамбрия пожелала ему спокойной ночи и хотела, было, забрать дочь с собой, но Корс воспротивился этому, сказав:
— Я о ней позабочусь.
Когда они остались одни и леди Зенамбрия была заперта в своих покоях, Корс достал из дубового буфета большую серебряную бутыль и два кубка в оправе. Он наполнил их игристым желтым вином из бутыли и заставил Шриву выпить с ним вместе не однажды, но дважды, каждый раз осушая кубок до дна. Затем он пододвинул свой стул и, тяжело осев в него, уронил голову на сложенные на столе руки.
Шрива в нетерпении расхаживала взад-вперед, озадаченная странной позой и молчанием своего отца. Разумеется, вино распалило огонь в ее жилах, и в этих безмолвных покоях ей снова пришли на ум горячие поцелуи Кориния на ее устах и сила сжимающих ее в объятьях рук, подобных бронзовым обручам. Пробило полночь. Ее кости словно таяли, когда она думала об обещании быть у себя через час.
— Отец, — наконец, промолвила она, — Уже за полночь. Если не пойдешь, будет слишком поздно.
Герцог поднял голову и взглянул на нее.
— Нет, — ответил он и повторил: — Нет. В чем моя выгода? Я становлюсь стар и слаб, дочь моя. Мир принадлежит молодым. Коринию, Лаксу, тебе. Но более всех прочих — Корунду, что, хоть и немолод, имеет множество сыновей, а также, самое важное, жену, и все они станут его лестницей, по которой он взойдет на любой трон.
— Но ты только что сказал… — начала Шрива.
— Да, когда здесь была мамочка. Она преждевременно впадает во второе детство, потому я и говорю с ней, как с ребенком. Не к добру Корунд взял в жены молодую, да? Тьфу! Да разве это не самый главный оплот и бастион его удачи? Встречала кого-нибудь, кто бы лез наверх столь же резво? Когда я командовал в былых войнах против Вампиров, он был моим помощником, и вот, он уже превзошел меня, что на девять лет его старше. Воистину, он уже сделался монархом, а вскоре, по всей видимости, станет Dominus fac totum[80] (под одним лишь королем) над всей страной, если только использует эту женщину как надо. Неужто король, да за такую плату, которую она предложит, не променяет Демонланд на Импланд со всем миром в придачу? Черт возьми, да и я бы променял, если бы это предложили мне.
Он поднялся, неуверенно протягивая руку к винному кувшину. Украдкой он наблюдал за дочерью, каждый раз отводя взгляд, когда их глаза встречались.
— Корунд, — произнес он, наливая себе еще вина, — лопнул бы от смеха, услыхав чопорное ворчание твоей матери. Нет никакого сомнения, что он же и приказал своей жене устроить все это, и когда он явится к ней по возвращении домой, то будет лишь жарче любить и благодарить ее за все, что она для него сделает нам назло. Поверь мне, не каждая стоящая женщина добьется расположения у короля.
