Она вернулась к кристаллической тюрьме. Выдохнув, Эмма приложила острие кровавого осколка к самой большой трещине и сказала:
— Ну, папочка, это был твой выбор. Потом не говори, что я тебя обманула, — она усмехнулась. — И все же как хорошо все складывается, а? Неужели тебе всегда так везет?
По кристаллу прошла дрожь. Изнутри он засиял серебром, и сияние это медленно распространялось по всему его объему. Теперь в нем четко проглядывался сгорбленный силуэт человека, стоящего на коленях, чтобы хоть как-то уместиться в этом камне.
Эмма попятилась. Ее коленки против воли дрожали, лоб покрылся испариной. На ватных ногах девушка отступила на пять шагов назад и застыла в нерешительности.
Человек перед ней вздрогнул. Его руки, скованные ранее живым кристаллом на долгие двенадцать лет, медленно поднялись выше. Мужчина поднес раскрасневшиеся пальцы к лицу, осторожно ощупал нос и перешел к глазам, пытаясь разлепить сомкнутые веки.
— Не надо, не так!
Взяв себя в руки, Эмма кинулась к нему. Она села перед ним на колени и мягко, даже ласково взяла его за руки. Девушка отвела их в стороны, оглядела бросающиеся в глаза черные отметины, сеткой пронизывающие все его тело по линии вен.
— Ты меня слышишь?
Мужчина медленно поднял голову и исподлобья взглянул на нее. Эмма едва не отшатнулась: зрачки его глаз больше не были черными, они полностью выцвели и теперь напоминали бледные синеватые осколки льда, напоминавшие по форме розу ветров и выходившие даже за пределы светло-серой радужки. Выглядело это весьма пугающе.
Он раскрыл рот. Губы беззвучно двигались, он силился что-то сказать, но воспроизводил только невнятные глухие звуки, как когда-то давно она, лишенная возможности говорить.
— Скажи что-нибудь, — потребовала Эмма. — У нас мало времени, а мне еще надо запихнуть тебя обратно!
Оскалившись, Йен всплеснул руками, отталкивая ее в сторону. Воззрившись на свои руки с той отрешенностью, будто те ему не принадлежали, он силился что-то сказать. В конце концов, плюнув, Йен попытался подняться на ноги. Не получилось.
Эмма бросилась помогать, но тот заставил ее отойти тихим рычанием и снова повторил свою попытку. На этот раз он только пошатнулся. Сначала непослушное, едва очнувшееся ото сна тело, угрожающе накренилось в бок, но Йен быстро пришел в себя и удержался в воздухе, расставив руки в стороны.
Сделав шаг назад, девушка внимательно его оглядела. Больше всего ее беспокоили внезапные изменения в строении его мышц и костей.
Кроме необычных мертвых глаз, рост Йена увеличился почти на полголовы, а в плечах он стал шире в полтора раза. Мышцы под по-прежнему бледной кожей бугрились, длинные чисто-черные волосы ниспадали на плечи, и вместе с длинной густой бородой он сейчас напоминал настоящего классического оборотня из деревенских легенд.
Рядом с ним Эмма на одно мгновение ощутила себя на удивление маленькой и ничтожной. Всего лишь на одно краткое мгновение.
— Ты готов?
Йен задумчиво окинул себя взглядом. Еще раз проверив на пригодность свои руки и недоверчиво ощупав откуда-то взявшиеся мускулы, он кивнул.
— Это от кристалла. Еще бы лет десять, и у тебя начала бы расти шерсть.
Проводник кивнул во второй раз.
— И… э-э-э, оденься, пожалуйста. Вот, я как раз для тебя припасла, — вытянув из повозки стопку вещей, Эмма кинула ее в руки Йена. Те ударились о его грудь и рухнули на землю. — Какой-то ты медлительный. Может, подождем еще?
Он скривился, одними губами прошептал:
— Нет.
Дождавшись, пока Йен оденется и натянет на ноги особые сапоги с мягкой подошвой и завяжет на них шнурки, Эмма вытащила из кармана осколок кристаллической тюрьмы. Она показала его Йену и пояснила:
— Ты будешь вот здесь. Не волнуйся, я уже наложила на него заклинание, и ты спокойно продержишься здесь часа три.
Он нахмурился. Уловив нависший вопрос, девушка сказала:
— Проторчишь там больше — превратишься в лепешку и навсегда останешься там. Поверь: уж лучше так, чем то, что нас ожидает в случае неудачи. Моя сестрица всегда обладала тяжелым нравом, а в последнее время у нее как будто все время месячные.
Эмма протянула кристалл ему, и Йен стиснул его в кулаке.
— Другого пути нет, иначе она тебя заметит, и тогда ничего не получится.
Проводник недовольно дернул плечом. Что-то проворчав под нос, он фыркнул и вытянул кулак с кристаллом вперед. Эмма сжала его предплечье и пустила в руку медленный поток энергии.
Когда она вновь открыла глаза, то осколок живой тюрьмы лежал на земле, одиноко поблескивая синевой.
* * *
Вокруг царил хаос — это единственное, что он помнил.
Он пробивался сквозь огонь, воздуха не хватало. Дерево трещало, пламя пожирало его дом, и где-то там далеко кричали люди, но он ничего не мог сделать. Он только пытался выбраться из пожара и сдержать проступавшие на глазах слезы, которые мешали видеть.
Руки превратились в горящие головешки. Кожа почти слезла, на ней проступали огромные шипящие волдыри, и юноша давно перестал их чувствовать.
Он полз вперед. Над головой разверзлась красная бездна. Толстые пламенеющие балки падали вниз. Он закричал: одна из них придавила ногу, и опаленные штаны охватил жаркий голодный огонь.
Парень повернулся боком, ударил по балке целой ногой и полз дальше. Ему казалось, этому не будет конца, но вот впереди уже темнеет предрассветное небо, и столбы черного дыма поднимаются вверх, унося с собой их жизни.
Осталось только протянут руку к открытой двери, еще чуть-чуть…
Пол проваливается. Последнее, что он видит, летя вниз, это как его окутывает шквал красного пламени.
Он открывает глаза. Гулкие удары сердца отдаются в ушах. Повсюду огонь.
Он со стоном переваливается на живот. Его кожа горит, тело едва слушается, и грудь сотрясается от беззвучных рыданий. В легкие проникает дым, кашель приносит невыносимую боль.
Подвал? Ему конец.
Он поднимается на четвереньки, ползет вперед, едва разбирая дорогу. Где-то здесь должен быть лаз, отец сам его делал, опасаясь набегов южан. Где-то здесь…
Глаза заволакивает тьма. Он трясет головой и продолжает двигаться.
Сил остается мало. Кажется, одежда горит, и искорки уже пляшут на его открытых костях. Ничего не чувствует, только боль повсюду, и повсюду смерть.
Голова натыкается на раскаленный камень. Кричать он уже не может, только сдавленно хрипеть. Он заставляет себя сесть на разбитые колени, начинает шарить руками по каменной стене, и обуглившиеся пальцы натыкаются на едва заметное углубление. Чуть не упустил…
