Он протягивает к ней руку. Окровавленные пальцы стискивают маленькую подвеску, лежащую у нее на груди.
— Добегался.
Он поднимает голову вверх и встречается глазами с человеком, чье лицо от правого глаза до самого подбородка изуродовано большим кривым шрамом.
Солдат следит за его взглядом, с интересом смотрит на укутанного в старое одеяло младенца.
— Твой сын или брат? Нет, для сыночка ты слишком молод. Сколько тебе? Шестнадцать?
В ответ он слышит лишь молчание. Вокруг уже толпятся другие, и на их лицах сверкают мрачные ухмылки, а глаза горят желтизной.
— Отвечай, иначе я насажу его на меч!
В доказательство своих слов солдат направляет острие клинка на ребенка.
— П-пятнадцать, — с болью выдыхает юноша.
— Пятнадцать, — «шрам» довольно кивает. — Как раз сгодишься для работы на рудниках.
— Не убивай его, прошу. Я сделаю все, что угодно, только не убивай брата…
Захватчик улыбается. Схватив маленького Генри за голову, он кидает его в сторону, и визжащий малыш исчезает в пасти подбежавшего волка.
— Нет!
— Вот, что случается с…
Договорить он не успевает. Небо внезапно заливает ярким красным светом, кто-то кричит:
— Капитан, в сторону!
— Сраный Ель снова палит куда попало!
Снаряд врезается землю, и их накрывает оглушительным гулом взрывной волны.
* * *
— Нашел что-нибудь, Патрик?
— Не-а. Походу эти говеные псы все заграбастали себе. Только всякие железки и остались. О, гляди-ка, еще и кольцо.
— Золотое?
— Медяк.
— Так выкинь его, балбес! Сейчас за медь дают меньше, чем за чистое лошадиное дерьмо. Им, видите ли, удобрения нужны для растений. Тьфу ты, куда только катится мир.
— И не говори. Походу скоро мы вообще останемся без заработка.
— Угу. А у меня вот-вот дитятко появится.
— Поздравляю! Что ж ты сразу не сказал, старый хрыч?
— Сам ты старый, бычий ты хрен. Просто сглазить не хотел. В прошлом коду как Марта разродилась, так девчушка мертвая появилась. Тьфу-тьфу, мы ее быстрей на святой землице прикопали, чтобы вурдалак какой не явился.
— Марта-то небось убивалась?
— Еще как. Целыми днями продыху не давала, заперлась в каморке и рыдает, только стенки трясутся. Между прочим, весь месяц я других двоих сам с ложечки кормил, чуть не спину не надорвал, пока между работой и домом разрывался.
— Ну-ну, все в конце концов налаживается. А Гейла и Жук?
— А что с них станется? Живы-здоровы. Одна красивенькая прям как цветочек какой, а другой с каждым днем все выше и толще, скоро уже вместо меня сможет землю копать.
— Это хорошо… А, долбаный Холхост!
— Чего такого?
— Снова трупы, едрить их в задницу это сучье отродье! Воняет как в нужнике у Лине, хоть стой хоть вешайся.
— Так заткни нос и пошарь по карманам.
— Да ну, навряд ли они и там чего оставили, ты ж знаешь этих оборотней клятых. Я лучше вон к той развалюхе пойду. Дом, глядишь, богатый, только остыл. По-любому осталось чего.
Услышав удаляющиеся шаги, Дастин захрипел. На крик сил не оставалось, горло неимоверно першило, и язык опух настолько, что не выговорить ни слова.
Юноша попытался двинуть рукой или ногой — бесполезно. Тело его не слушалось, зато кожа горела с удвоенной силой, а боль с каждой секундой все нарастала. Под грудой тяжелых трупов он лежал совершенно неподвижно и не мог сделать и вдоха, а если и удавалось зачерпнуть маленькую порцию живительного воздуха, то вонь мертвечины тут же проникала внутрь, кружа голову.
— М-м-м!..
Дастин понимал: если он не сможет позвать не помощь, то умрет страшной смертью. Даже страшнее, чем погиб вчера его отец.
Растрескавшиеся губы едва шевелились.
— Помо!.. — голос сорвался, и легкие обожгло вчерашним огнем.
Шаги остановились.
— Слышал? Вроде зовет кто?
— Да не, тебе показалось. На таких пепелищах чего только не привидится. Помнишь, в прошлый раз мы тоже думали, что кто-то помощи просит?
— Ага. Оказалось, гуль. Едва ноги унесли. Развелось тварин, управы на них нет!
— Это ты что же, проводников хочешь вернуть?
— Заткни хлебало, дурень! И сплюнь. Я бы лучше от вурдалака сдох, чем пожелал, чтобы эти звери сраные вернулись!
— И то верно.
Нет, нет! Вот же он! Почему они не идут?
— Помогите! — сделал Дастин над собой усилие.
Правая рука невольно дернулась. Пальцы задели лежащий рядом осколок стены, и маленький камешек скатился вниз, звонко стукнувшись о какую-то железку.
— Вот снова. Слыхал? Точно есть тут кто-то!
— Ладно, авось и правда. Откуда звук шел?
— Из той кучи.
— Давай растащим трупы, там и посмотрим. Только ты смотри: если рожа какая появится, сразу палкой по носу бей и деру давай.
— Знаю.
Дастин почувствовал, как его ноша постепенно становится легче. Эти двое и вправду стали растаскивать гниющие трупы в его поисках, и он сквозь лихорадочный бред почувствовал едва заметное облегчение. Ему помогут, его найдут…
— Ох, черти драные, вот это образина!
Едва разлепив опухшие глаза, юноша увидел, что мужчина смотрит прямо на него, прикрывая от отвращения нос, но помочь не торопится.
— Что ж с тобой приключилось, малец? — второй, кажется, был постарше и выглядел лет на сорок.
— Помогите, — только и смог он снова попросить помощи.
Они его будто не слышали. Напарники внимательно оглядывали изувеченного Дастина, лежащего на горе трупов, и их взгляды остановились на маленьком круглом кусочке обсидиана, оправленного в серебро, который покоился у него на груди.
Дастин помнил. Этот камень — камень его теперь уже покойной матери — нашел отец прошлым летом в лесу, посчитав по ошибке, что это заржавевший наконечник стрелы. Решив проверить, он стукнул по нему рукояткой ножа, и тот разлетелся на десятки мелких осколков. Самый большой, что остался, он отшлифовал и инкрустировал в подвеску.
На глаза навернулись слезы. Теперь он один, и хуже его нынешнего существования были только ужасные смерти родных, отпечатавшиеся в его памяти.
— Во… воды, — прошипел юноша.
— Э, он воды просит, — ткнул локтем напарника Патрик. — Дадим?
— А на кой хер на мертвеца тратить наши припасы? Воды у нас осталось только на обратный путь, и поить таких уродов я не собираюсь. Пусть скажет спасибо, что выжил чудом и снова увидел солнце — на этом с него хватит.
— И то верно.
— Бери камень и кончай его — всяко лучше, чем оставлять здесь. Я пойду дальше чего поищу. Может, тоже повезет.
Когда старый мародер ушел, Патрик сплюнул, морща нос от неприятного запаха. Выдохнув, он сказал:
