«Да, это в них глубоко укоренилось. Это слишком основательное различие, чтобы осознать его целиком. И иметь такую уверенность… А из-за формы, в какой оно выражается, в повседневной жизни это не имеет слишком большого значения, хотя ее и создало то общество, в котором протекает эта жизнь. Неудивительно, что этот самый колдовской народ все еще представляет для них большую угрозу, хотя его представители вымерли две тысячи лет назад. Воспоминания о силе технике не поблекли, сохранилось и твердое нежелание когда-нибудь снова ею пользоваться».
— Может быть, у вас так же, — с надеждой сказал мальчик, — а вы этого только не знаете.
— Я действительно этого не знаю, как постепенно замечаю.
И чем больше я узнавала об Орте, тем больше угнетала меня моя полнейшая неосведомленность.
Блейз молча смотрел на меня, забыв про Марика. Он был потрясен, потому что мог себе представить, что это такое — знать, что должен умереть, но не знать, что следует за этим, если на подобное вообще способен ортеанец. Марик, как и дети всех рас, был еще далек от того, чтобы вообще верить в смерть.
В подвале громко трещало горящее дерево. Стены казались красными в свете огня. Я спешно вернулась к костру от входа. Снаружи все еще шел снег, который, казалось, никогда не кончится.
Марик пошевелился, пробормотал что-то и перекатился поближе к огню, так и не проснувшись. Я перешагнула через него, присела рядом с кучей хвороста и положила в огонь несколько больших сучьев.
Я подумала, что до рассвета осталось уже недолго. Не потому, что снаружи можно было заметить какие-либо изменения. Просто я чувствовала, что близилось утро.
Мне показалось, что нет необходимости стоять на страже. Никто не найдет сюда дороги и не нападет на нас. Здесь никого нет.
Уверенность усиливалась. Мы были брошены на произвол судьбы. Нам придется оставаться здесь до тех пор, пока сами что-либо не предпримем. Но что мы могли сделать? Собрать свои пожитки и просто пойти? Но не обратно же в Топи. Поискать перевал в Стене Мира? Я спрашивала себя, как далеко он мог находиться и как далеко смогли бы мы уйти сейчас, зимой, без пищи и одежды? У нас уже не оставалось сил. Мы истратили их без остатка, придя сюда из Корбека.
Блейз закряхтел и приподнялся, положив руку на голову, как бы защищаясь. Посмотрел вокруг, вероятно чего-то не узнавая, и снова лег, положив ладонь под голову.
Я знала, что ему снились кошмары. Иногда он беззвучно шевелил губами, словно кричал, а когда затем просыпался, то не слышал, что ему говорили.
Мальчику снились сны-воспоминания, и чем больше проходило времени тем больше удалялся он от нас. Он смотрел на город и видел в нем больше, чем я когда-либо могла увидеть. Иногда он улыбался и вслушивался в шум ветра.
Шестнадцать дней. Голод был теперь частью нашей жизни; пищу приходилось делить на точные порции. А также недостаток многого в питании, скука и мысль о том, что мы слишком долго ждали, чтобы вообще еще куда-нибудь идти.
Каменные стены сливались с улицами города, руины становились городом, наполненным бурлящей жизнью. В то же время, когда мне становилось ясно, что мне снился сон, я знала, что это был не город колдунов. В нем были земные признаки, что-то, может быть, от Лондона, Пекина или Бомбея. Там жили люди, которые не голодали, не мерзли, которые передвигались, не ходя пешком, и говорили на языке, до боли знакомом мне.
Я была человеком, никогда не покидавшим надежную Землю. Меня разбудили сухие всхлипывания от жалости к себе; я не умею плакать во сне.
— Кристи! — настойчиво шептал Блейз.
Я села. Мной овладело чувство смущения.
Марик поднял голову, наморщил лоб и прислушался.
— Вы слышите?
— Блейз, я… — Моя рука потянулась к парализатору. — Что такое? Я ничего не слышу.
У меня окоченели ноги, ходьба причиняла боль, и мне понадобилась целая минута, чтобы подняться следом за ним по ступеням. Марик вынул свои мечи. Меня ослепил белый свет. Я прислонилась к остаткам стены и вытерла слезы на глазах. Блейз выделялся своей чернотой на белом, сияющем снегу, его римонские клинки блестели на солнце.
— Спрячьтесь, — резко сказал он мне и подтолкнул Марика к кусту, скрывавшему вход в подвал.
— Погодите немного. Погодите! — Я прикрыла свои глаза. Звезда Каррика взошла, и ее слепящий свет, отраженный свежевыпавшим снегом, был невыносим. — Что вы собираетесь делать? Мне все равно, кто там приближается; во всяком случае, это лучше, чем умирать от голода!
Он опустил мечи и кивнул. Немного помедлив, к нам вернулся Марик.
Я сказала:
— Я все еще ничего не слышу.
— Шум идет вон оттуда. — Блейз показал рукой в одну сторону.
Голые стены были занесены снегом и еще скрывали что-то двигавшееся от наших взглядов. Я напряглась и что-то услышала, чего не могла понять.
— Идемте и поприветствуем их.
Наемник посмотрел на меня, как на сумасшедшую, и он был почти прав, потому что я перестала думать об опасности. Пожав плечами он принял мое предложение.
Мальчик шел между нами, в его руках все еще были обнаженные мечи.
Каменные плиты под нашими ногами покрылись льдом, снег липнул к моим сапогам. Скоро нам пришлось держаться друг за друга, чтобы можно было идти прямо, не падая.
Я надеялась, что это возвращалась дикарка, но в данный момент это меня не беспокоило.
Мы обошли самую высокую стену, взглянули на старую дорогу и остановились.
17. ЖЕНЩИНА, ИДУЩАЯ ВДАЛЬ
По девственно-белому снегу ехал верхом темнокожий человек, явно выбирая искусственно выравненные участки, говорившие о том, что тут проходили древние дороги. Следом за ним ехали другие.
Небо за их спинами имело цвет моря и было усыпано звездами. Воздух был чист, и местность просматривалась до самого горизонта: можно было различить все укрытие в городе. Все окружающее имело цвет всех оттенков индиго.
Когда всадники подъехали ближе, я увидела, что на них были туники и толстые шубы. Высокие седла были отделены мехом и увешаны блестящими украшениями. Животные для верховой езды представляли собой неизвестный для меня тип, конечно, это были не мархацы и не скурраи.
— О, Богиня… — От напряженного дыхания Марика в воздухе висели белые облачки пара. Рот его открылся от удивления.
Блейз держал руку на рукоятке меча. Его мигательные перепонки защищали глаза от блеска снега. Наши черные тени падали на запад, туда, откуда приближались всадники.
Стали видны и размеры серых животных: их рост достигал двух метров и более, а узкие, сужавшиеся кверху шеи добавляли к нему по меньшей мере еще метр. Поводья свисали петлями чуть не до земли и были привязаны к седлам, на которых позванивали бесчисленные металлические пластинки.
