* * *
Наверное, именно тогда недоверие Магды к учителю сменилось неприязнью. Она стала следить за ним и подметила оценивающий взгляд, направленный на неё, Виля и её дочь. Будто… будто хозяйка примеривается, выбирая, какой курице свернуть шею. А Овелаалуухи, будто не замечая подозрений ученицы, предложил научить ведьму обещанному: как нагадать себе то, что ты хочешь, а не что попало.
— Хорошо, — согласилась на тафелонском Магда, вытирая руки о передник.
— Ты скрытная, — сказал на своём языке колдун. — Хорошо. Но сейчас откройся. Ты должна показать желание. Если нет желания — гадания не будет. Три дня будем гадать. Три раза. Третий раз — самый главный. Научу, как договориться.
Ведьма поморщилась. Опять это язычество! Ничего хорошего от него ждать не приходилось.
* * *
На гадание явился Виль. Колдун, кажется, его не заметил: как бы ни был он силён, но мягкое, незаметное ведовство Магды и её крепкую связь с выбранным лесом он пересилить не мог. Гадали не так, как она привыкла. Колдун учил Магду колдовским песням, в котле бурлило дурманящее варево, а на полу были рассыпаны кости. Всё поплыло у ведьмы перед глазами и она увидела…
Отряд… незнакомый, никогда не виденный… синие шапки или шарфы на шапках, синее знамя… несколько лиц всё же отзываются в памяти… с ними странно одетые женщины… телеги… лошади… а вот… Увар! Муж старшей сестры. Брат.
Его лицо будто приблизилось… Потом отдалилось. Увар сидел верхом, отряд двинулся в путь…
Потом их нагнал всадник на сером коне… серая одежда… серое, «никакое» лицо… серые глаза…
Вир.
Муж её подруги.
Оборотень.
— Еле успел, — широко улыбнулся Вир. — Держи. Сохрани это! Вдруг пригодится.
Магда не видела, что он передал, но Увар спрятал это что-то за пазуху.
— Что это? — спросил наёмник.
— Это на случай, если вы на Медного Паука наткнётесь, — пояснил оборотень. — Барон велит передать, что его ждёт прощение по случаю возвращения нашего войска из похода. Но отдашь его только если он вернёт Магду домой. Бертильду.
Бертильда — это было её настоящее имя. То, которое дали ей, когда посвятили Заступнику. Бертильда была дочерью рыцаря. Магда была ведьмой. Что-то шевельнулось в душе. Страх? Неправильно! Что-то было неправильно!
Мужчины в видении обменялись понимающими улыбками и оно стало расплываться и таять. Магда тяжело вздохнула, будто пробуждаясь, и обнаружила у себя на плечах руки названного брата. Повернула голову, заглянула в глаза. Он кивнул.
Виль видел. Он разделил с ней видение.
Но видел и колдун. Что он понял из этого?
— Это твоё желание? — спросил Овелаалуухи.
— Да, — кивнула Магда. Это было то, к чему она стремилась. Барон поверил ей! Он хочет вернуть её домой! Она может вернуться! Душа её запела, стряхивая долго оцепенение. Он ждёт её дома! Её мужчина. Тот, кого она себе выбрала. К сыну, которого она ему родила! Леон, Львёнок, маленький… Его пришлось оставить, спасая дочь… Как только дороги высохнут…
— Завтра сама вызовешь, — сказал колдун. — Это ещё не твоя судьба. Завтра узнаем. Ты должна что-то для судьбы сделать. Завтра узнаешь — что. А потом — плата. Если не заплатить — может сбыться, может нет. Духи даром не помогают.
У Магды опустились плечи.
— Не дуйся, Маглейн, — тихо сказал убийца у неё за спиной. — Научишься и вернёшься ты к своему барону.
* * *
Второе гадание дома проводить было нельзя. Овелаалуухи сказал — на второе гадание слетится много духов. В доме им будет тесно. Зато он позвал — сам позвал! — с ними и Виля, и Эрну. Девочку-оборотницу пришлось взять с собой: её было не на кого оставить. Было пасмурно, всё казалось серым и унылым. Овелаалуухи сам, никому не доверяя, развёл костёр на берегу реки. Сам, не подпуская Магду, сварил своё варево. Рассыпал куриные кости — сказал, потом надо по ним посмотреть, когда загаданное сбудется. Магда кивнула: читать кости он её уже научил. Потом велел ученице петь песню призыва. Она пелась на его языке и ведьме пришлось заучить слова, не понимая их смысла. Вроде там про духов что-то пелось. Про плату. Про прошлое, настоящее и будущее. Ведьма послушно запела. Что-то было неправильно. Тяготила одежда. Мучили убранные под одежду волосы. Хотелось ступнями коснуться земли, дать живой силе пройти сквозь тело. Но нельзя было. Это чужая ворожба, она так не творится.
Овелаалуухи запел тоже — своим ясным голосом, выговаривая все звуки так, что песня напоминала весеннюю капель. От котла поднимался пар… почему-то зеленоватый, гнилой… он окутывал их… а в бурлении котелка слышались звуки… крики… стоны… шипение… вот появились силуэты… Магда увидела когти, клювы, увидела безголовые туловища и безглазые головы…
— Духи пришли, — не прерывая пения низко прогудел Овелаалуухи. — Они покажут тебе то, что нужно.
Магда не могла бы сдвинуться с места даже ради спасения собственной жизни. Против воли она жадно вглядывалась в жуткие картины, а они всё кружились, кружились…
Кровь.
Крики.
Стоны.
Ржание коней.
Ведьма увидела искажённые яростью и болью лица…
Потом увидела Увара. Он кричал что-то о разбойниках.
Снова кровь.
Снова бой.
Врагов слишком много и Увар уводит свой отряд. Но где остальные? Где телеги и те странные женщины?
Вой.
Серые силуэты скользят между домами. Кажется, сейчас…
Но всё расплывается и между теми же домами мирно расходятся люди.
Кровь.
Ах, какая вкусная кровь!
Ведьма отшатнулась от этого видения, от пришедшего с ним ощущения блаженства и солоноватого металлического вкуса… и увидела вампира — он сидел на резном троне, одетый в дорогой бархат. Перед ним на коленях стоял полуголый юноша. Кровь стекала у него по спине и груди. Князь улыбался. Он пнул юношу ногой, обутой в сафьяновый сапог, поднялся и прошёл через зал по длинному коридору куда-то дальше… Всё расплывалось, но потом вспыхнуло ярко — драгоценные венцы, украшенные сияющими самоцветами. Это было блаженство, с которым не могла сравниться грязная жидкость, текущая в жилах смертных.
Увар.
Снова Увар.
Сейчас он стоял в том самом зале с резным троном, напротив него сидел князь. Тот спрятал клыки и казался обычным человеком — о, только казался…
Дорога.
Река.
И снова дорога…
Дорога исчезала в дыму, горьком, тошнотворном дыму, который щипал глаза и затруднял дыхание. Магда закашлялась… на миг видения пропали, а после накатили те, первые — безглазые головы, безголовые туловища… Колдун что-то пел, пел и пел своим ясным чистым голосом… ведьме вдруг почудилась угроза в этой песне… и как-то тесно обступили духи, а одежда давила на плечи… Послышался тонкий детский плач… это было невыносимо. Магда рванулась, как в детстве, бывало, вырывалась из страшного сна… Горчил дым. Колдун стоял перед ней и пел, руками подгоняя дым в её сторону. Ведьма услышала в этом пении своё имя… оба своих имени… Страх холодно заскрёбся в её душе. Виль застыл рядом с пустым, ничего не выражающим лицом, а в двух шагах билась, но не могла сдвинуться с места Эрна. И горько плакала.
— Мама! Мама, очнись! — рыдала девочка. Голос был ослабевший, обессиленный. Давно кричит. А колдун всё пел и гнал дым. Магда закашлялась.
Духи.
Колдун говорил, что духам нужна плата.
Но он говорил, что о плате разговор будет только завтра…
Магда взглянула на дочь. Девочка явно может двигаться, но не может идти. А она сама? Ведьма попыталась пошевелить хотя бы рукой, хотя бы пальцем — не получалось.
