Воины тоже в разговоре участвовали. Кивали, хмурились, кланялись. Короче, вовсю работали.
Весь разговор я благополучно пропустил мимо ушей.
Хан Ражий Хомяк. Ну да… Видали мы таких хомяков. Не глядя что пузцо образовалось, грудь разворотом, и ноги крепкие ещё, и руки тоже крепкие. Глаза острые, так и зыркают по сторонам, что бы отрезать да к себе домой уволочь.
Ну, и перешел к главному.
— Ваше Величество, ваша достопочтимая матушка, королева Мор Шеен, передала Предвечной степи дар. Но, к великому моему сожалению, караван не был ещё собран и так и не прибыл…
О, подошли к главному.
— Что же за дар направила моя достопочтимая матушка Предвечной степи, благородный хан?
— Пять возов золота, Ваше Величество. И пять на десять возов отборной пшеницы с полей славного королевства морских воинов!
За моей спиной в несколько голосов ахнули.
Что ещё за королевство морских воинов? Ух… Это ж я и есть. Ничего себе матушка моя, мать её, мою бабушку, наобещала.
Все во мне прям так и говорило "Ничё не знаю, королева обещала, с неё и спрашивай, вон она, в Западной башне сидит. Проводить? По пути и в пыточную заглянуть можно, там у меня наследство богатое от графа Урия осталось"
Но с другой‑то стороны… Сколько воинов у степняков и сколько воинов у меня? А? Вот то‑то же. Может и боком выйти.
— Если королева пообещала, так и нам не зазорно! — Улыбнулся я.
Глазки посла мигнули.
О, не. Не мне с ним играть, не с его опытом. Этот Ражий Хомяк меня ещё схрумкает, как морковку.
— Обещания моей матушки были даны не просто так, благородный хан. У нас, у королей, завсегда так, что если уж что обещали — так непременно сделаем! Королевское слово твердо, как гранит! Детям не приличествует забывать о словах предков своих! Значит, надо выполнить обещания своих родителей. — Эх, здравствуй, первая моя война. — Да вот только сам видишь, что в королевстве моем творится. Бандиты, мятежники под каждым кустом, даже город и тот… — Я подпустил слезу. — Так что прошу отнестись с пониманием к возникающим трудностям.
Хан покивал, отнесся с пониманием. Выторговал я себе срок в три седимдневья ещё, а иначе… Ну, обидятся гордые степные жители, и… И будет нехорошо! Будет совсем нехорошо! Возникнет прискорбное непонимание…
Ещё с поклонами и славословиями, послы отчалили.
— Каковы засранцы. — Сказал я в пустоту.
— Седдик, они земли наши разоряют. — Сказал Виктор.
— Да ясно, что не за конфетами они к нам пришли. — Я задумался.
Ну, и что теперь делать‑то? Отдавать деньги и еду? Как ни противно, а придется…
— А кто мне расскажет, что в этом году с урожаем?
Все переглянулись.
— Так… Хотя бы слухи кто‑то знает?
— Ваше Величество, позволите? — Это Коротыш влез, он всю дорогу старался держаться позади. А теперь вот вышел, кланяется даже. — С урожаем плохо будет. Крестьяне все разбегаются с земли. Ещё прошлой осенью вокруг города никто толком не сеял. Сеяли только в Больших Полях и в Заречье…
— Так что же жрать‑то будут? — Удивился я.
Снова молчание.
Ну вот. С едой надо разбираться в первую очередь, а то начнется голод, и мало не покажется. Власть‑то у меня ещё пока не власть, так, одно название. Лишить меня короны и головы дело пары движений. Да и мало ли есть какие способы заставить короля под свою дудку плясать. Вот, матушка один хорошо нашла, и все‑то у неё получалось. А ещё можно осадить столицу, и ждать, пока мы тут вымрем с голоду…
— Кто скажет, сколько еды в городе? Какие запасы на случай осады?
Снова молчание, переглядываются.
Так, ясно. С этим надо что‑то решать. Такое вот "ничего не знаю ни за что не отвечаю" я уже в своем мире насмотрелся, а в этом‑то заводить и подавно не хочу.
— Граф Слав, поручаю это дело вам. Дело первоочередное. Все государственные запасы взять под охрану, провести ревизию, узнать, сколько запросят частные торговцы за зерно.
— Да, Ваше Величество. — Сказал граф Слав.
— Хорошо, а что у нас с армией? Виктор?
— Тренируемся, Ваше Величество. Через два семидневья будут обучены сто человек обращению с огненным порошком. Также учим их мечному бою, в строю ходить… Плохо, что народ у нас разный, кому‑то более с луком привычно, кому‑то более с мечом, а кому и с топором в доспехах. Надо бы нанять хороших учителей…
— Делай что сочтешь нужным, денег получи под моё слово у казначея. — Отмахнулся я.
— Ваше Величество, казначей заперся в сокровищнице…
— Выковыряем. Дальше?
— Остальная армия собирается. В городе сейчас девять тысяч воинов. Это именные легионы, три тысячи пограничников и полтысячи моряков, а также пять тысяч кольчужников, которые уже начали разбегаться. Ещё есть три сотни городской стражи графа Нидола. Мастеровое ополчение собрало пять тысяч человек, крепкие воины, многие ветераны, но это уже в бой не бросишь. Кто плохо обучен, кто молод и не имеет должного опыта, кто стар и был когда‑то отправлен в отставку по ранению…
Я слушал и делал себе пометки.
Навестили и министерство финансов, то есть казначейство, как оно тут называлось.
Прошли по пустым коридорам, где лишь сквозняк шевелил гобелены, чуть не споткнулись о брошенное кем‑то копье, и вышли к кабинету Казначея. Главного Королевского Казначея, чьим заместителем и числился граф Урий.
— Ваше Величество… Иккк! — Сказал министра финансов на мой вопрос, какого, собственно, хрена и куда все подевались отсюда? Министру финансов не до того было, его сильно мучила жажда. И выглядел он не лучшим образом, с недосыпу да с перепою.
— В отставку. — Сморщился я. Шибало от министры так, что стоять рядом было невозможно.
Виктор вопросительно так провел пальцем по горлу. Министра протрезвел на глазах, побледнел и пал в ноги. Я покачал головой.
— Нет, пока что не надо. В Западную башню, потом допросим. Если ничего на нем нету страшного, так пусть домой идёт, корми его ещё…
— Кстати, где у нас казначей‑то, который денег выдает?
До сих пор сидел в сокровищнице. Да и куда ему деваться? Стража около дверей сменялась регулярно, есть ему приносили, а наружу не пускали, регулярно показывая меч через прутья решетки и делая страшные морды.
Выковыривать его оттуда надо, а то портит мне всю финансовую статистику…
— Ну, как, не скучаешь? — Спросил я, остановившись перед решеткой.
Казначей поглядел на меня затравленно. Выглядел он уже не очень, хламида его потрепалась, лицо осунулось, под глазами залегли глубокие тени, видные даже в свете факелов.
Я сморщил нос.
— Порождения, а чем воняет‑то так? Эй?
