— Ага, — кивнул я. — И поедешь домой полураздетой. Молодец! Твой муж меня возненавидит на всю жизнь, и будет прав.
— Олежка тебя простит. — Лиза хихикнула. — Это не самый любимый его свитер. Серый с оленями я бы фиг тебе пожертвовала.
Мы стояли друг напротив друга и ржали как ненормальные. А что нам еще оставалось при такой-то работе?
Дюймовочка вышла замуж за короля цветочных эльфов.
У волшебного существа, жившего среди осколков мраморной колонны, были крылышки, с помощью которых он перелетал с цветка на цветок. Сразу после свадьбы к Дюймовочкиной спине присобачили такие же, чтобы она могла вести себя так же, как новоиспеченный муж. Он дал ей новое имя взамен ее собственного, показавшегося ему гадким. Он назвал Дюймовочку Майей, и она согласилась с этим, потому что хорошенький крылатый мальчик очень понравился ей.
И богатый крот, и сын жабы принципиально ничем не отличались от эльфячьего короля, кроме одного: Дюймовочка не любила их. И только поэтому дары их не имели ценности, а образ жизни казался неприемлемым.
Но все счастливые истории любви — это истории компромисса. Тот, кто любит, переломит себя, чтобы стать таким, каким его хочет видеть любимый человек. Это не так трудно, надо только постараться.
Спрятать книжку Рита опять не успела — зачиталась и не заметила появления мужа.
— Отлично! — прошипел Папернов. — Утупилась в свою похабную макулатуру, ничего вокруг не видишь и не слышишь! Сколько раз я тебе говорил, что не хочу видеть подобную низкопробную писанину у тебя в руках?
— Извини, — промямлила Рита. — На платформе ничего другого не было, а ехать полтора часа.
— Тот, кто хочет, ищет возможность, а кто не хочет, — оправдания, — отрезал Папернов и добавил ехидно: — Ты прекрасно знала, сколько тебе сегодня придется ездить. Могла бы утром взять из дома справочник по фестивальному менеджменту, все бы польза была. Ты его уже месяц осиливаешь.
— Извини, — повторила Рита. — Я не подумала.
— Ты никогда не думаешь, а пора бы уже научиться. — Папернов махнул рукой. — Ладно, пойдем. Опаздываем уже неимоверно. И выкинь эту пакость.
Рита послушно положила недочитанный роман на скамейку. На обложке загорелый полуголый варвар сжимал в объятиях блондинку не первой свежести. Дрянь. Напрасная трата времени. Бульварщина, которую стыдно читать. Фокус заключался в том, что она и не читала эту историю, как читают Стейнбека или Достоевского. Она открывала книжку и входила туда, чтобы ненадолго перестать быть собой.
Той тридцатилетней неудачницей, которая все время забывает класть ключи на положенное место, неправильно варит борщ и не способна запомнить элементарную последовательность действий по настройке почты на домашнем компьютере.
Конечно, это глупо — воображать себя на месте прекрасной Анны Марии, когда у тебя есть муж, который не упускает ни единой возможности сделать тебя лучше.
Задумавшись, Рита споткнулась и едва не вылетела на дорогу, прямо под колеса желтой маршрутной газельки. Папернов поймал ее за руку и вдернул назад.
— Смотри под ноги! — рявкнул он. — Спишь ты, что ли, курица слепая?
Люди часто становятся грубыми, когда волнуются за кого-то, кто им дорог.
Московскую зиму я не люблю, но терплю. В это время года тьма на город сваливается очень рано и от этого не спасают никакие фонари. Зимой здесь иногда кажется, что ночь длится круглосуточно, с кратким перерывом на обед. Дневных заказов у меня всегда не слишком много, зато с наступлением темноты я просто нарасхват. Именно поэтому мой «горячий сезон» обычно начинается в октябре и заканчивается в марте.
Я увидел ее сразу же, как только вошел в кафе: маленькую, довольно дорого одетую и совершенно несчастную женщину. Не заплаканную, а именно несчастную, привычно и без истерик. На первый взгляд, ей было не больше тридцати лет, однако уже со второго становилось понятно, что все дело в макияже. Казалось бы, ерунда — неяркая помада, почти прозрачная пудра, капелька того, капелька сего, но это было наложено с таким искусством, что позволяло выглядеть моложе лет на десять.
— Марина? — спросил я.
— Я рада, что вы все-таки смогли приехать, Кирилл Алексеевич. — Она кивнула, приглашая меня сесть.
Перед нею стоял нетронутый салат «Цезарь», от одного вида которого меня чуть не стошнило. Я молча порадовался тому, что Лиза меня уже не видит, и уселся в глубокое неудобное кресло по другую сторону стола. Почему-то владельцы всех гламурных кафе, в которых я бывал, предпочитали обставлять свои заведения дизайнерской мебелью вместо нормальной. Марина вздрогнула, и во взгляде ее промелькнуло что-то странное. Я нервно принюхался.
Так и есть.
Тухлятина.
Чего бы я сейчас только не отдал за возможность постоять хотя бы минут пятнадцать под горячим душем!
— Извините, издержки профессии, — выдавил я. — Только что со срочного вызова, не успел заехать домой.
Теперь еще не хватало, чтобы меня отсюда выставил высокомерный официант! Интересно, кстати, почему Марина так настаивала на том, чтобы встретиться именно тут, а не у меня в офисе?
— Что-то серьезное? — вежливо поинтересовалась Марина.
— Форс-мажор, — коротко сказал я. Очень сладкий черный кофе с долькой лимона — вот что мне было нужно. Голова гудела, и жутко хотелось спать. Марина понимающе покивала и жестом подозвала официанта.
Кофе здесь оказался отвратительный, но хотя бы крепкий. И то хлеб. Я утопил в чашке принесенную дольку лимона, насыпал по меньшей мере две столовые ложки сахара, сделал первый пробный глоток и зажмурился от удовольствия. Да, спасибо, я знаю, что я извращенец, но меня это вполне устраивает. По крайней мере, я перестал бояться, что засну прямо за столом в процессе переговоров с клиенткой. Не знаю, почему так, но мне всегда хочется спать после того, как я всерьез чего-нибудь испугаюсь.
Подождав, пока я допью свой кофе и закажу еще, Марина щелкнула замочком сумочки и выложила на стол небольшую, паршивого качества фотографию, чистую пластиковую расческу и дешевое мельхиоровое колечко с янтарем.
— Я не знала, что может вам понадобиться, поэтому принесла все, что у меня сохранилось, — сказала она. — Не знаю, поможет ли это.
На фотографии улыбающаяся Марина обнимала за талию неприятного худощавого мужика в гавайской рубашке, распахнутой на груди. За спинами парочки можно было разглядеть кусок пляжа, усеянного телами отдыхающих. Я задумчиво побарабанил пальцами по столу. Мужик не понравился мне сразу, причем настолько не понравился, что я с трудом подавил желание немедленно отказаться от этой работы.
