— Этому доблестному господину следовало бы сначала засвидетельствовать свое почтение мне, рявкнул Хардуджу. — Но, насколько я понимаю, у него не было соответствующего платья. По этой причине я здесь. Я хочу, чтобы он был мне представлен, и хочу пожелать ему скорейшего выздоровления.
— Вы чрезвычайно любезны, светлейший, — Хонакура просиял. — Я непременно прослежу, чтобы ему передали о вашем визите.
Воин бросил на него свирепый взгляд.
— Но я принес ему меч и все остальное.
Какая неожиданная удача! Интересно, что это за меч, подумал Хонакура. — Ваша доброта не знает границ! Будьте любезны, прикажите своему рабу оставить все это здесь, а я позабочусь о том, чтобы наш гость узнал о вашем добросердечии.
— Я прошу дать мне возможность засвидетельствовать ему свое почтение лично! И немедленно!
Старик печально покачал головой.
— Сейчас он отдыхает; за ним ухаживает искусный целитель.
Хардуджу обернулся к Динартуре и посмотрел на него так, как будто перед ним была какая-то песчинка, приставшая к подошве его обуви.
— Третий ухаживает за Седьмым? Я могу найти для него кого-нибудь получше.
— Этот искусный целитель — мой племянник, — гордо заявил Хонакура.
— Ага! — Хардуджу удовлетворенно оскалился. — Наконец-то хоть одно слово правды! Что ж, я не стану напрасно беспокоить столь почтенного господина. Но все же я дам о себе знать.
Он направился было к двери, но старый жрец раздвинул руки, загораживая ему путь. Хонакура не боялся открытого насилия — жрецы неприкосновенны, — но он хорошо понимал, что в будущем его могут ожидать ловушки и козни. К счастью, через пару дней Шонсу устранит эту опасность. На мгновение оба замерли. Рука правителя потянулась к мечу.
— Смелее, светлейший, — дразнил его Хонакура. Даже эта горилла — Четвертый — вздрогнул, увидев, что происходит.
Но правитель не был настолько безрассуден, чтобы напасть на жреца седьмого ранга. Он просто поднял его как ребенка, отодвинул в сторону, распахнул дверь и вышел.
Второй воин победоносно усмехнулся и хотел было последовать за ним, но его чуть не сбил с ног Хардуджу, в ярости ворвавшийся в комнату. Хонакура подмигнул племяннику.
Потом он с прежней любезностью обратился к правителю.
— Я вас предупреждал, светлейший, что вам придется набраться терпения, — он помолчал, а потом как бы между прочим добавил, — но этот неумолимый господин уверял меня, что в самом ближайшем будущем он предстанет перед вами.
В глазах воина вспыхнула ярость… или страх? Потом он приказал рабу оставить все вещи здесь и ушел вместе с Горрамини. Раб бесшумно закрыл дверь. Хонакура посмотрел на племянника и усмехнулся, потирая руки.
* * *
Священный устало заковылял к себе, размышляя о том, что сегодня он заслужил теплую ванну и хорошую трапезу. Однако, добравшись до дома, он вынужден был признать, что его обычно столь несообразительный племянник сегодня высказал весьма проницательное предположение. Если господин седьмого ранга проснется в грязном домике, это вряд ли ему понравится. Не следует таким образом отдалять от себя важного союзника. И Хонакуре пришлось отдать еще кое-какие распоряжения.
Спустя некоторое время около храма появились по крайней мере шесть паланкинов, шторы на них были опущены. Один за другим они прошли через ворота и стали кружить по улицам, постоянно меняя своих пассажиров. Дважды сменив паланкин и удостоверившись, что он сбил со следу тех, кто, возможно, следил за ним, Хонакура приказал отнести себя за город. Из города вела только одна дорога, она подходила к стене под острым углом. Несколько веков назад какой-то предприимчивый строитель поставил вдоль этой дороги маленькие домики, и теперь здесь останавливались паломники — не самые богатые, но и не самые бедные: бедные спали под открытым небом. Хонакура не был здесь уже много лет и с детским восторгом смотрел из-за штор на скопления крыш и верхушки деревьев. Над городом, конечно же, возвышалась громада храма, его золотые шпили светились в теплых лучах солнечного бога, который, перебравшись через столб водяной пыли, окружавшей Судилище, приближался теперь к горизонту. В тот момент Хонакура подумал, что самое худшее в его возрасте — это скука. Такого хорошего дня он, пожалуй, уже и не мог припомнить.
Носилки остановились, и, выбравшись со всей еще доступной ему ловкостью, Хонакура раздвинул шторы, закрывающие вход, и осторожно вошел в дом.
То, что он увидел, с лихвой подтвердило самые худшие его подозрения. Грязные каменные стены поддерживали крытую соломой крышу, нагретая жарким тропическим солнцем, она издавала невыносимую вонь. Здесь было одно окно, одна кровать, и Хонакура еще с порога увидел, что кровать эта — кривая и продавленная. На полу — неровные каменные плиты; два полуразвалившихся стула и грубый стол; на стене — маленькое бронзовое зеркало. Привыкнув немного к вони соломы, Хонакура стал различать и едкий запах мочи, смешанный с запахом грязного тела. О блохах и клопах говорить не приходилось.
Лучи вечернего солнца вливались через окно и освещали кровать, на которой лежал воин. Теперь, когда это чудовищное тело не прикрывало ничего, кроме небольшого куска ткани на бедрах, юноша показался Хонакуре еще более мощным. Он спал, как должны спать маленькие дети и как они почти никогда не спят.
Рядом с ним на стуле сидела девушка и терпеливо отгоняла мух. Увидев вошедшего, она упала на колени. Жестом Хонакура позволил ей встать, потом повернулся к носильщикам, которые внесли вслед за ним большую корзину и все то, что предоставил нечестивый Хардуджу. Тихим голосом он распорядился, чтобы они вернулись за ним через час.
Воин несомненно был жив, но сознание еще не вернулось к нему, и поэтому решение всех проблем на некоторое время откладывалось. Вспомнив, как он дразнил своего племянника, старик окинул девушку более пристальным взглядом. По обычаю на ней было только короткое черное платье, волосы ее не доходили до плеч, но с первого взгляда было ясно, что в этих жилах течет здоровая крестьянская кровь — девушка оказалась высокой и крепкой, с крупными, но приятными чертами лица; знак раба — черная полоса — проходила ото лба до линии губ. Впрочем, кожа у нее была чистая, под одеждой угадывалась красивая округлая грудь, и вообще, фигура ее не оставляла желать лучшего, а полные губы выглядели весьма соблазнительно. Хонакура был поражен. На рынке за нее, возможно, дали бы пять или шесть золотых. Интересно, какой доход она приносит Кикарани за неделю и сколько еще таких, как эта, в стойле у старой ведьмы? Да, если воину захочется поразвлечься, она несомненно подойдет ему.
