— Так ты откуда идёшь‑то, парень? — в переводе на нормальный русский, спросил меня Коростень, как он представился. Чудные тут у них имена. То Карась, то Коростень. Зоопарк какой‑то. Или это клички? Кто этих, хохлов знает, как у них тут принято.
Прикинув, откуда я могу 'идти в Киев', как‑то загрустил. Я хоть и не двоечник по географии, но вот 'идти'… До таких подробностей я географию Украины не знаю. Скажу из Москвы, сразу вопросы начнутся 'а как, а что, а виза где москаляка клятый', тфу…
— Да так, по делам ездил, — расплывчато ответил я.
— А! Так ты из торговых людей, — сразу заулыбался мужик и мельком глянул на мой мешок, — Ты бы сидор свой соломой прикрыл. А то не ровён час, людишки Нечипора увидят. Эти разбойники частенько тут озоруют. Нас‑то не трогают, а вот чужаков, на вроде тебя… Бывает пропадают люди‑то.
— Ну, спасибо за предупреждение Коростень, — пристраивая по удобнее мешок под бок, я подумал и спросил, — А, у Нечипора что, банда большая?
— Кто большая? — не поняв, переспросил мой попутчик.
— Ну, людей у него много?
— Людей‑то? Да может семь, а может и все десять, — подумав ответил Коростень.
— А, плакать есть по ним кому в Неклюевке?
— А, чего по ним плакать? — удивлённо переспросил он в ответ.
— Коростень, ты чего такой трудный? — вздохнул я, — Ты как еврей прям. Я вопрос, а ты мне в ответ — свой вопрос. Я спрашиваю, родни или друзей, у людей Ничипора — у вас в деревне нет?
— Да разговариваешь ты странно, тяжело понять. Надо же спросил как — плакать по татям, тфу… А людишек Ничипора у нас нет. Да и откуда? Они все пришлые тут. Осели, озоруют на дороге, к нам редко когда заходят, да и то, мимоходом. Еды купить, или чего из инструмента или одежды. Да и если что, деревня у нас не маленькая, живём дружно. Можем и на рогатины поднять, мужиков‑то у нас поболее будет. Но, всё равно с опаской езжу. Мало ли…
— Понятно, почему ты по сторонам озирался, думал людишки Ничипора сейчас из кустов полезут, — усмехнулся я.
— Ну так от тож, — согласился Коростень, — Кто их татей знает. Вдруг им моя телега или кобыла понадобится. Я один‑то, чего могу?
=Изучение первого уровня базы 'Поселенец' завершено, — доложила Крис, — Запускается изучение базы 'Следопыт', время изучения два часа.
Ну, и чего там у нас с этим Поселенцем? А хрен его знает. Ничего я не ощущаю. Но если говорит изучено — значит изучено.
Так мы и ехали с Коростенем, не спеша разговаривая на разные темы, одновременно я пополнял свой словарный запас и насыщался информацией о трудностях жизни в сельской местности. Единственное, чего я так и не добился от него, так это не ответа — какой сегодня день и какой месяц. Всё что я узнал, это что день ясный, а месяц узкий и рогами вниз. Слов пока не хватало, для полноценного общения.
* * *
Когда подъезжали к деревне, я принял приглашение Коростеня погостить у него 'пару дён', а потом со свежей головой — после того как попробуем его ядрёную бражку, двигать дальше в Киев. Интересно он сказал. Со свежей головой — после ядрёной бражки. А чего? А я ничего, очень даже никуда не тороплюсь. Один хрен, спешить теперь некуда. А так, может машина будет в деревне, уговорю хозяина добросить в город. Да может, одёжкой разживусь получше. А то тоже не лучше бомжа выгляжу. Кстати, а чего они все бородатые? Может староверы какие? Слышал про них что‑то, вроде не бреются и не моются… Или моются, но не бреются? Не помню. Хотя, судя по запаху тех бомжей из леса… Но Коростень, вроде чистый. Спросил его об этом.
— А, чего бороду стричь, — удивлённо он на меня посмотрел, — Всё равно отрастает.
— Ну, так брить постоянно, — попытался я наставить его на путь истинный.
— Да ну тебя, — отмахнулся он, — Я что, этот как их там — лыцарь? От купцов слышал, они там с голыми мордами ходят, а мне зачем? Да и как брить‑то? Топором, что ли? Или ножиком? Ужасы какие говоришь. Вон, бабе скажу, так подровняет, чтобы не топорщилась и хватает.
Деревня встретила нас собачьим лаем, мычанием коров и чьими‑то истощёнными воплями.
— Крошиниха опять разоряется, — ухмыльнулся он, поглаживая бороду, — Эх, ядрёная баба, но шумная!
— А, чего она так орёт‑то? — удивился я, — Случилось чего может?
— Да чего у неё может случится? Ну, если только молоко скисло или котейка под ноги попал. Она общается так. Не может без крику. Как муж ейный помер, так и общается громко. Не с кем больше‑то. Не, она раньше‑то нормально разговаривала, это потом уже… От тоски сохнет без мужика, не иначе. Привыкли мы, да и развлечение тоже, хоть какое.
Баба была действительно ядрёной. Хотя, какая это баба? Девица в самом соку! И не просто ядрёная, а ядерная! Именно такие сиськи мне в подростковых фантазиях и снились. Ну, в очень, очень эротических фантазиях. А корма?! Именно корма — а не задница и не жопа. Высокая грудь, узкая талия, широкие и полные бёдра. Вся такая, высокая, крепкая, женственная. Руки сами, рефлекторно, приняли нужное положение, чтобы всё это обнять, прижать и не отпускать…
Глядя на эту девушку, начинаешь понимать, откуда появилась поговорка про бабу, которая и в горящую избу войдёт и коня на скаку остановит. Что ей этот конь? Она его просто убьёт нахрен, порвёт как Тузик грелку. А избу легко разнесёт в хлам по брёвнышку. И при всём при том, она выглядела очень и очень сексуально. Женщина с большой буквы. Меня как магнитом к ней потянуло, аж всё внутри и снаружи дыбом встало. Из души рвался вопль — МОЁ!!!
— Охренеть, Коростень… Вот это женщина! — восхищённо прохрипел я. И ведь, восторг мой был не случайным. Молодая, красивая девушка, лет восемнадцати с хвостиком. Чистая, ровная кожа, про таких говорят — кровь с молоком. Как там говорил ослик Иа? Мой любимый размер! Мой Зверь внутри меня выл и бился в экстазе, почуяв настоящую Самку.
— А от тож, — с некоторой гордостью отозвался он, поглаживая бороду, как будто это была его заслуга.
А причина шума была очень серьёзной. Какой‑то 'злобный маленький засранец' — это я цитирую, 'решил поиздеваться над бедной вдовой' и 'совершенно специально, бросил камень в Мотькиного петуха, чтобы тот напугал кур, а те разлетевшись в стороны напугали Параськиного пса, а тот напугал уток Ракитихи — которые проходили мимо, а те напугавшись понеслись в сторону бедной и слабой вдовы, и она пролила воду себе на юбку'.
Вот же блядь, какие тут утки злобные, оказывается. И куры с петухами. А несчастный пёс и вовсе террорист! И сейчас бабы в количестве пяти штук громко решали, где этот маленький и злобный засранец и, кто виноват — петух, куры, собака или всё‑таки утки?
— Слушай, а чего её Крошинихой зовут? И что с мужем‑то её?
