— Я не причиню тебе вреда, — сказал он.
И связки у них устроены иначе. Его пасть не может двигаться так же, как двигаются человеческие губы. Язык не извернется так, чтобы произносить звуки речи.
— Полярные медведи не говорят, — решительно сказала она. — Ты ненастоящий.
— Не бойся, — сказал он. Медведь вышел в круг света от прожекторов, и она непроизвольно сделала шаг назад. Он подходил, и сердце у нее колотилось все быстрее. Его лапы беззвучно переступали по льду.
— Проснись, — зашептала она себе. — Приди в себя.
Касси, не снимая перчатки, вонзила ногти себе в ладонь. Было больно, но она не проснулась, и Медведь не исчез.
Он остановился прямо перед ней. Теперь она еще яснее увидела, какой он огромный. Плечами они были вровень, и его морда… Стоя на четырех лапах, он был ростом с нее. Глаза в глаза.
— Ты галлюцинация, — сказала она слабым, тонким голосом. — Мираж. Ложное солнце.
— Нет. Я не мираж.
Она почувствовала его горячее дыхание на своей обледеневшей маске и вздрогнула. О Боже, все будто взаправду. Непохоже на игру воображения.
— Я не верю в говорящих медведей, — едва слышным шепотом отозвалась девушка.
— Ты дочь Гейл, — сказал он. Голос его был тихим, даже мягким.
— С научной точки зрения ты не существуешь, — сказала она. Не может быть, чтобы она видела все это, слышала все это. У Вселенной были свои правила, и они не допускали существования говорящих медведей. А в особенности — говорящих медведей, которые знали, как зовут ее маму. Она сглотнула. Никто раньше не обращался к ней так, как к дочери своей матери.
— Ты позвала меня, — сказал он с неколебимой мягкостью. — Я давно слежу за тобой. Ждал, когда ты повзрослеешь, ждал, когда узнаешь меня. Несколько часов назад ты не знала меня, но теперь ты призвала меня к себе. Семья рассказала тебе, кто я такой?
Это был вопрос. Она едва не пропустила его, убаюканная медленным ритмом медвежьего голоса.
Они рассказывали мне сказки, она подумала про бабушку. Когда-то давным-давно Северный Ветер сказал Королю Полярных Медведей… Сказки, одни сказки и ложь. Но что из этого было ложью?
— Верь им, возлюбленная.
Возлюбленная?
— Нет, — ответила она. Нет. Нет, она не станет это слушать. Не поверит. Поверить значило признать, что папа ей лгал. Поверить значило признать, что мама сторговала ее еще до ее рождения. Но также это значило, что ее мама не умерла в бурю, которая уничтожила дома в Бэрроу, Аляска, и похоронила под собой половину Прадхо-Бей.
— Можешь не верить семье, но поверь своим глазам и ушам.
Глаза говорили ей, что он — Ursus maritimus; уши говорили, что ему доступна человеческая речь. Касси зажала уши:
— Ты не существуешь.
Она заблуждалась. Чувства подвели ее и заставили поверить в то, чему она перестала верить уже с десяток лет назад: что ее мама еще жива. Касси открыла глаза. Медведь все еще стоял там.
— Я полярный Медведь, — сказал он. — А ты — моя невеста.
— Нет, — ответила она. Нет — ему, нет — этому… нет — всему. По выражению его морды ничего нельзя было прочесть.
— Твоя мать пообещала.
Это было жестоко. Попросту жестоко.
— Моя мать мертва. Ее убила метель вскоре после того, как она меня родила. — Произнося эти слова, она почувствовала боль в сердце.
Минуту стояла тишина. Снег кружился вокруг них — вокруг Касси и гигантского полярного Медведя — как в новогоднем шаре.
— Ты хочешь, чтобы было так? — спросил Медведь.
— Нет, конечно же нет, — проговорила она так тихо, что голос едва просочился сквозь маску. Всю свою жизнь она тосковала по матери. Эту дыру в душе не мог заполнить никто. Ни отец. Ни бабуля. Ни Макс. Ни один из сотрудников станции, которые появлялись и исчезали в свой черед.
— Северный Ветер не убил ее. Он сдул ее к троллям. И за это так и не простил себя.
Голос полярного Медведя громом раскатывался у нее внутри. Какая-то часть ее души больше всего на свете хотела ему поверить. Но она не могла себе это позволить. Факт — это факт. Смерть — это смерть. Ее желание, каким бы оно ни было отчаянным, не играет никакой роли. — И мне жаль, что Ветер ее нашел. Я старался этого не допустить, сделал все возможное.
— Твоего «всего возможного» оказалось недостаточно.
Она помнила слова сказки: Приведи ко мне мою любовь и укрой нас от моего отца. Если сказка говорила правду, то полярный медведь подвел маму Касси. Если бы он сделал, как обещал, то у Касси была бы мать.
— Я сделал все, что было в моих силах.
— Твое обещание не имеет силы, — сказала она. — И у тебя нет права здесь находиться.
— Обещание в силе, — продолжал он все тем же спокойным, невозможным голосом. — Северный Ветер не нашел бы ее, если бы не его брат.
Он говорил о ветрах так, словно у них был разум. Касси крепко зажмурилась.
— Ты должен был спрятать ее и от этого ветра тоже. Ты ее подвел.
— Я не могу покидать Арктику. У меня есть обязанности, которыми я не могу пренебречь. Мне пришлось спрятать ее во льдах. Прости.
Впервые она услышала нотки чувства в его голосе. Это встревожило ее не меньше, чем сама речь. Он верил в свои слова. Он верил, что ее мать жива.
— От твоего «прости» толку мало.
Она старалась, чтобы голос ее звучал уверенно, но он предательски задрожал. Сердце колотилось так быстро и громко, что она почти ничего не могла расслышать.
— Если бы я мог что-то исправить, то исправил бы.
Мог бы? Исправил бы?
— Ты бы спас ее от троллей?
Он открыл пасть и тут же закрыл ее, словно Касси лишила его дара речи. Она почти улыбнулась: ей удалось сбить его с толку. Он перевернул ее мир с ног на голову, но она смогла повернуть ситуацию в свою пользу.
— Ты не знаешь, о чем просишь, — сказал он наконец.
Да нет же, она отлично знала, о чем просит: она просила о невозможном.
— Верни мою маму из мертвых. — От собственных слов у нее закружилась голова.
— Она не мертва.
— Тем проще тебе будет.
— У меня есть обязательства, и я не могу так рисковать.
Не давая себе время подумать, она выпалила:
— Освободи ее от троллей, и я выйду за тебя замуж.
Он долго молчал. Северное сияние заполнило небо за его спиной. Он выглядел величественным и диким со своей сияющей белой шкурой и черными непроницаемыми глазами. Ветер шевелил его мех.
— Это обещание? — спросил он наконец.
Внезапно это все перестало казаться сном или галлюцинацией. Все было таким настоящим, до одурения настоящим. Чтобы удержаться на ногах, она оперлась рукой на стену. Пальцы у нее онемели, несмотря на перчатки и варежки. Она почувствовала, как трещит по швам ее сомнение: ее собственные слова сотворили это. Ее мать… Моя мама жива? И вот ей представился шанс ее спасти. В голове у Касси все плыло.
