Только потеряв троих товарищей, убийцы предприняли что-то вроде попыток атаковать. Но Дору был слишком быстр для их невнятных ударов, ни один из которых даже близко не подобрался к жертве. Тем не менее, наемник разрешил им думать, что они близки к успеху. Пара обманных финтов, уворот, хитрость со спотыканием - и он оказался за спиной одного из тройки. Дору дернул его за свисающий плащ, стянул с коня и пригвоздил к земле одним точным ударом в грудь.
"И кольчуги на вас дешевые, вровень с дырявым мешком", - подумал в сторону.
Оставшись вдвоем, всадники стали осмотрительнее. Тот, что помоложе давно уносил бы ноги, но его останавливало присутствие более опытного товарища. Дору убил молодого следующим, подумав, что смерть в его случае куда лучше агонии ее ожидания.
Оставшись один на один с последним всадником, наемник попытался закрыть ему путь к отступлению, но тот был слишком глуп даже для побега. Он закричал, ударил топором наотмашь - удар, выдающий в нем мясника. С обездвиженным противником и получилось бы что-то путное, но не с ним, Дору. Уйти от такого открытого намерения - плевое дело. И сразу атаковать, пока жертва думает, что противник в страхе отступил. На этот раз наемник проколол печень. По кольчужным кольцам потекла черная кровь. Дору осталось только толкнуть всадника, чтобы тот сполз на землю - еще живой, но уже мертвец. Он смотрел на врага желтыми глазами больного человека, и Дору понял его храбрость. Что ж, похвально - лучше принять смерть в бою, чем доживать последние месяца - или дни - в замызганной ночлежке. Хотя не так уж много почета сдыхать в грязи на глазах испуганных простолюдинов.
Дору обшарил их карманы. У главаря он нашел тощий кошель с несколькими рхотами. У новичка оказался при себе пергамент со сломанной печатью. Наемник спрятал находки, поймал двух лошадей и позвал свистом своего жеребца. Что ж, коней он продаст в ближайшем поселке, они стоят куда больше всего снаряжения мертвецов.
-- Шесть рхотов, госпожа, как уговаривались, - казал он, вернувшись к обозам.
Женщина посмотрела сперва на мертвецов, потом - на двух присвоенных Дору лошадей. Она отсчитала шесть неопрятных кругляков дреарийского стекла и отдала их наемнику.
-- Нам бы пригодились лошади, - сказала она, ощупав каждую взглядом.
-- Эти кони не приучены ходить в бороне, - ответил Дору. - Но твои люди могут поймать оставшихся четверых. Думаю, у них ничего не получится, но отчего бы не попробовать? Если бы я вел людей неизвестно куда, я бы лучше подумал о том, что на разбойниках остались кольчуги и оружие.
-- Будь оно хорошим, ты бы не прошел мимо, - разумно подметила женщина.
-- Оно в само деле дрянное для меня, но лучше, чем тряпье и вилы. А, впрочем, решать тебе.
Галла все-таки прислушалась к совету. Вряд ли мечи помогут им выстоять против вооруженных противников, но могут отвести глаза разбойников. Деревенские мужики в кольчугах и при мечах, вполне могли сойти за ополчение. Разбойники, привычные к легкой наживе, вряд ли станут рисковать и проверять правда это или нет.
К вечеру обозы подступились к реке. Как и предполагал Дору, обойти ее вброд не представлялось возможным. Он уже начал готовить новый план, когда Галла скомандовала идти вниз по течению.
-- Ты ведешь людей к Вдовьему озеру? - поинтересовался Дору.
-- Оставайся с нами - и увидишь, - ответила она.
Дору сделал вид, что верит ей на слово, но он никогда и никому не верил, даже тем, с кем делил утробу матери. Он несколько раз объехал медленно ползущие телеги, послушал то там, то здесь. Меньше, чем через час, он знал, что Галла идет к построенной ниже по реке крепости. Дору не знал ни о какой крепости, но последний раз в этих краях он был больше трех лет назад - многое могло измениться. Деревенские говорили, что крепость построили н'талы, а риилморцы захватили ее еще до окончания строительства. Когда крепость была закончена, н'талы вернулись и отвоевали ее обратно. Но через месяц риилморцы напали снова. Дору понял, что крепость до сих пор кочует из рук в руки. Некоторые из деревенских не стеснялись открыто упрекать старосту, что она ведет их на верную смерть, другие уверяли, что риилморцы еще со времени мороза держат крепость в своих руках. Дору подумал, что раз выхода у него все равно нет, разумнее поехать с обозами и посмотреть, что будет. Он всегда сможет скрыться, если придется, но если Галла окажется права - они перейдут реку, а он сбережет один день на случай задержки.
Двумя днями раньше
Аккали
Совиная крепость возвышалась над рекой, словно торчащий из-под воды палец великана. Ливень который день полоскал равнины, скрадывая весь пейзаж, размывая его до неузнаваемости. И черная пика главной башни Совиной крепости осталась единственны ориентиром для бродячего цирка.
Аккали зябко поежилась, попыталась плотнее завернуться в драные тряпки. Ее клетка была маленькой и тесной, окажись Аккали хоть немного выше - даже не смогла бы стоять в полный рост. В соседней клетке спал скальный лев: ни дождь, ни промозглый ветер не могли разбудить сытого хищника. Его кормили лучше, чем всю труппу циркачей, иногда даже теми из них, которые приходили в негодность. В моменты, когда хищник бодрствовал и гипнотизировал соседку голодным взглядом, она начинала верить, что в один из дней он полакомиться и ее мясом. Впрочем, у тюремщика на нее были другие планы.
От нечего делать, Аккали прислушалась к разговорам в соседней кибитке. Там путешествовали гиштаны: женщины, умеющие говорить то, что приходящие к ним желали услышать. Их тюремщик ценил даже больше, чем скального зверя, потому разрешал ехать в закрытой кибитке и кормил отдельно от остальных. Однажды, Аккали видела, как одна из гиштан выбросила наполовину съеденное яблоко. Оставшаяся часть была немного порченной, но на взгляд пленницы, вполне съедобной. Дети-попрошайки накинулись на него, и порядком поколотили друг друга, прежде чем огрызком завладел один из них. А гиштаны, глядя на их совсем не детскую драку, смеялись, звеня бесчисленными браслетами.
-- Мы можем задержаться в крепости на один-два дня, - узнала она голос тюремщика.
У этого марашанца было множество имен, больше, чем пальцев на руках и ногах, но он любил, когда его называли Бачо. "На языке моего народа, это означает - Справедливая плетка, - говорил он, посмеиваясь в подкрученные усы, - а разве я к вам не справедлив?" Впрочем, по имени его называли только гиштаны, силач Ар и полдесятка распутниц, которые повсюду следовали за цирком. Прочим полагалось звать марашанца "Хозяином" и никак иначе.
