– Блюменс! – хрипло гаркнул возница.
Румяные девицы одновременно вздрогнули, захлопали мутными со сна глазами, завертели растрепанными головками все равно что потревоженные совы. Малика улыбнулась им, подхватила саквояж, рванулась навстречу неведомому… И очень вовремя, ибо возница не намеревался задерживаться в этом небесами забытом месте.
– Н-но, мои хорошие! – он присвистнул.
Малика едва успела сойти с подножки, как черная туша дилижанса дернулась и покатила дальше. В тишине еще долго раздавались цокот копыт, поскрипывание осей да резкое хлопанье вожжей.
Ведьма быстро огляделась: городок только-только просыпался. Да и какой, к йорггу, городок? Два десятка домов, растянувшихся вдоль единственной улицы, прямо у ног – невысыхающая лужа, в которой беспомощно дрейфовал забытый кем-то кораблик из щепок. Хорошо еще, если по этой же улице пастух не гоняет стадо. Мимо быстро прошагал седоватый мужчина в дешевом сюртуке, смерил Малику таким подозрительным взглядом, что она так и не решилась спросить о «Кубке лунника».
Малика окинула взглядом улицу, а потом вдруг поняла, что в одном ей точно повезло: оказывается, мрачный серый дом, рядом с которым остановился дилижанс, и был искомой гостиницей. Над потемневшей дверью красовалась видавшая виды табличка, гласящая о том, что вот он, «Кубок».
Ведьма поправила шаль и двинулась к гостинице. Она ощущала себя немного неловко оттого, что наверняка перебудит хозяев, а, кроме того, еще и окажется единственным постояльцем. К тому же, Нэйд. Странное предупреждение. Вот уж любопытно, он-то здесь при чем?
В то мгновение, когда Малика взялась за молоток, над головой закаркал ворон – «Дурной знак», – мысленно отметила она, но все-таки постучалась. Затем еще. И еще.
Потом, окончательно потеряв терпение, ведьма толкнула дверь. Оказывается, гостиницу никто и не думал запирать, Малика очутилась в темноватом, но довольно уютном холле. У дальней стены, сразу за конторкой, старая деревянная лестница вела на второй этаж. В двух шагах от входа, словно часовые, были выставлены кресла, обивка которых давно утратила истинный цвет. Тут же, рядом с креслами, тосковал хрупкий столик из дорогого черного дерева, на нем Малика заметила полупустой графин.
– Прелестное место, – буркнула ведьма. Затем, уже громче, сказала:
– Доброе утро!
Ответом ей была тишина. Потом как будто хлопнула открытая оконная рама, и раздались глухие звуки шагов, которые очень скоро смолкли.
– Доброе утро! – повторила Малика, уже громче.
В груди, рядом с сердцем, заворочалось предчувствие беды. Нет, даже не так – Предчувствие, с большой буквы, одно из тех, что никогда не подводят.
– Прошу прощения! – уже крикнула Малика, опуская саквояж на пол, – есть кто… живой?
«Лучше бы этого не говорила», – тут же упрекнула она себя.
Малика быстро пересекла холл, вслушиваясь в поскрипывание половиц. Ни за конторкой, ни рядом никого не оказалось, и ведьма, вдохнув поглубже, решительно поднялась по ненадежной лестнице. Ее встретил мрачный коридор, стены которого были утыканы канделябрами без свечей. В самом конце Малика приметила открытую дверь и устремилась туда.
– Йоргг! – прошипела она сквозь зубы, останавливаясь на пороге.
Еще через минуту Малика заключила:
– Вот вам и «Кубок лунника».
Комната, в которую заглянула ведьма, наверняка служила кабинетом: на это весьма прозрачно намекали большой письменный стол и разбросанные повсюду кипы пожелтевших бумаг. На полу, вытянувшись во весь рост и разбросав крестом пухлые руки, лежал мужчина лет пятидесяти. Он был в меру седоват и в меру лысоват. И, судя по своему виду – безнадежно мертв.
Малика невольно запахнула на груди шаль. Зубы начали выбивать мелкую дробь. Уж не об этом ли хотел сказать Нэйд, прежде чем выскочить из дилижанса?!! Йоргг! Да ведь он и сам мог приложить руку к происходящему. Дилижанс ползет неспешно, а если выйти станцией раньше, взять лошадь порезвее… почему нет? И потом, потом… Стук оконной рамы, быстро удаляющиеся шаги…
– Йорггов Нэйд, – пробурчала Малика, в задумчивости переминаясь с ноги на ногу.
Похоже, человек, написавший письмо на имя госпожи Малики Вейн, был убит.
Что теперь? Наверное, выйти из гостиницы и найти полицейского. Рассказать о том, как приехала в пустую и молчаливую гостиницу, как поднялась на второй этаж… Так, что еще? Не забыть бы про таинственные шаги.
Малика еще раз оглядела убитого.
Стоп!
Ни ножа в груди, ни перерезанного горла.
А может быть, она преувеличивает, и хозяин «Лунника» сам помер?От сердца? Ох, сомнительно, сомнительно, госпожа Вейн…
Ведьма потопталась на пороге, прислушиваясь. В гостинице царила тишина, и только с улицы доносился звонкий голос продавца газет. Всевеликий, даже в этой глуши все так же, как в Пражене! Ну, куда ж без наспех оттиснутых тонких листков, гордо именуемых «газетой»…
Преодолевая отвращение, Малика приблизилась к покойному, присела в изголовье на корточки. Полупустой графин в холле никак не давал ей покоя – и ведьма, наклонившись, понюхала губы мертвеца. Она старалась не смотреть на пенные пятна рвоты на груди мужчины. И без того перед глазами все вертелось, того и гляди, грохнешься в обморок рядышком с трупом.
– Хм.
Снова хлопнула рама.
А еще мгновением позже тишину разорвал истошный вопль женщины, появившейся, откуда ни возьмись, на пороге комнаты.
– А-а-а-а! Уби-и-или!
– Стой! – гаркнула Малика, кидаясь к истеричке, – Куда?!!
Ведьма схватила было вопящую матрону за руку, но успела цапнуть только воздух. Затем в нее полетел кувшин с молоком, а противная тетка рванула низ по лестнице, не переставая вопить о том, что – спасите! Убили! Помогите! Убива-а-а-ают!
В общем, когда Малика оказалась в холле, у входа в «Кубок лунника» уже собралась приличных размеров толпа. И это невзирая на раннее утро.
– Убийца! – выкрикнула в последний раз женщина и обличающее ткнула в Малику пальцем.
– Дура! – не осталась в долгу ведьма, вытирая с лица молочные капли.
«Сколько вам заплатить, Малика, чтобы вы не ездили в Блюменс?»
Так, кажется, Нэйд спрашивал? Ох-хо-хох.
Но ведьма все же успела заметить, что полупустой графин таинственным образом исчез.
* * *
А дальше все закрутилось, как детская карусель на ярмарке. С той лишь разницей, что, навизжавшись вдоволь, ребятня расходится по домам, а Малике, судя по всему, грозило кататься до тошноты.
… – Когда я вошла к Арату, он лежал на полу, а эта женщина целовала его в губы, – заявила молочница. Да-да, оказывается, обладательница громкого голоса оказалась всего лишь продавщицей молока.
