Аристокл пришел ко мне ближе к обеду, принес кувшин вина, справился о здоровье и сообщил:
— Предсказанный Пифией уверяет, что если ты не позволишь своей ране как следует затянуться, он не сможет излечить тебя.
— Он и так не сможет излечить меня, — оптимистично ответная, оторвавшись на мгновение от кувшина, — даже если я пролежу в постели целый месяц.
— Ты ошибаешься, варвар. Хозяин этого дома — лучший лекарь в Элладе.
— Бессмысленно лечить тело, не исцелив душу, — многозначительно изрек я. — Зачем перевязывать рану, если кровоточит душа? А умение лечить души неподвластно твоему другу.
— Кому же это подвластно, кроме богов? — воскликнул Аристокл.
— Наши жрецы излечивают и душу, и тело. Я вернусь домой, и тот, кто наложил на меня заклятье, исцелит меня.
— Когда это еще будет, Залмоксис, не лучше ли тебе пока постараться провести хотя бы несколько дней, не калечась?
В общем, я и сам сожалел, что вчера так напился и, кажется, вел себя не лучшим образом, к тому же моя голова грозила лопнуть, словно переспевший фрукт.
— Вино дурно действует на волков, — объяснил я. — И потом, на меня напали собаки. Я все же зверь, собаки выводят меня из равновесия.
— Всех собак посадили на цепь, они больше тебе не угрожают. Но зачем ты напал на рабыню?
— Разве? — искренне удивился я, поскольку вчерашний вечер помнил лишь смутно. — Я ничего не помню.
— Не помнишь?! — возмутился Аристокл. — Если бы хозяин дома был простым человеком, он непременно приказал бы своим людям убить тебя. Но волчьи повадки ему знакомы, и он понимает, что с тобой произошло. Но я уже не могу гарантировать тебе прежнее гостеприимство. Говорят, у тебя вчера был не самый привлекательный вид. — Аристокл поежился и продолжил: — Ты поступил очень, дурно и подвел меня. Приведя тебя в дом, я поручился за твою порядочность. Если тебе приглянулся кто-то из рабов хозяина дома, то ты должен был сначала испросить у него разрешение.
Я расстроился оттого, что так подвел Аристокла, столь доброго ко мне. Да и перед хозяином дома мне было стыдно. Я словно бы подтвердил его мнение о моей дикости. Аристокл произнес со вздохом:
— Я никак не ожидал, что в твоем израненном и ослабленном теле может проснуться вдруг такая мощь. Требуется немало сил, чтобы разорвать человека.
— Разорвать человека? — спросил я и заметил, что голос мой дрогнул.
Аристокл странно посмотрел на меня и передернул плечами:
— Тебе надо описывать, что остается от человека после того, как на него нападет волк?
Я вгляделся в глаза Аристокла и увидел, что он крайне напряжен, и его дружелюбие — лишь маска, под которой он скрывает страх. Уж не жалеет ли он, что привел меня с собой?
И тут я догадался, что речь идет не об изнасиловании рабыни, а о ее убийстве. Разорвать человека?! Нормальный волк, да еще сытый, никогда не нападет на человека. К тому же я был пьян, это должно было помешать мне перевоплотиться в волка. Я вспомнил, как Ниса рассыпала по полу полотенца и побежала, поскальзываясь и оглядываясь на меня. Такая тоненькая и хрупкая, она вовсе не вызывала у меня желания расправиться с ней. Что угодно я мог сделать с ней, только не убить. Мне доводилось слышать истории о том, как оборотни, обернувшись в волков, якобы убивают свои жертвы, но знаю определенно, что ни одного такого случая не произошло ни с кем из моего племени. Все эти россказни лишь досужие вымыслы людей для запугивания младенцев да юных девиц. Проклятье! Я никогда не имел дурных наклонностей, этого просто не может быть.
Аристокл наблюдал за мной из-под опущенных век.
Я приложил все усилия, чтобы не пустить его в мои мысли, не дать уловить то потрясение, которое я испытал.
— Ты питаешься человечиной? — поинтересовался Аристокл.
— Нет, — ответил я, похолодев. — К чему такие странные вопросы?
Тут я был почти честен, потому как волки, вопреки весьма распространенному мнению, совершенно не любят человеческое мясо, и хотя на поле битвы после сражения оборотни порой участвуют в весьма отвратительных пирушках, это следствие никак не любви к человечине, а лишь естественное для хищников, каковыми мы отчасти являемся, продолжение боя. Ибо любой зверь, распаленный битвой, испытывает стремление растерзать жертву, убитую им в сражении. Растерзать и частично съесть. Но никакой человек не сравнится с жирненьким кабанчиком или оленем ни по вкусу мяса, ни по его количеству. А уж о вкуснейших грызунах я и не говорю, вот настоящий деликатес!
На лице Аристокла отразилось разочарование.
— Что же мне теперь сделать, как искупить свою вину? — спросил я.
Аристокл прищурился, словно оценивая меня.
— Покажи своим дальнейшим поведением, что это была лишь случайная оплошность. Цивилизованные люди, друг мой, должны пристойно выражать свои потребности. Тебе, варвару с таким необузданным темпераментом, непременно нужен учитель и покровитель, опытный, мудрый и цивилизованный человек, способный направлять твою неразумную волю в нужное русло, — в голосе Аристокла я почувствовал нотку отчаяния, словно в эти слова он пытался вложить что-то большее. А глаза его смотрели на меня почти с мольбой. — Однажды мне было предсказано, — продолжал Аристокл, — что я встречу необычного человека, варвара, отличающегося от своих сородичей особым душевным светом, искренней верой и тягой к знаниям. Он должен изменить жизнь своих соплеменников к лучшему. Подобное уже случилось много лет назад, к Предсказанному Пифией пришел варвар по имени Залмоксис. В честь него я и дал тебе имя. Подумай, каким величайшим героем и мыслителем ты мог бы стать под руководством |такого человека, как Предсказанный Пифией, или, на худой конец, я сам. Ты стал бы светочем просвещения среди, своих дикарей.
Светоч просвещения! Если меня потянет к просвещению, я пойду учиться к друидам. Впрочем, мне не приходилось слышать, чтобы среди них встречались волколаки.
— И поскольку ты внушаешь нам некоторое опасение, — продолжил Аристокл, — надеюсь, ты поймешь, почему хозяин решил приставить к тебе охрану. Он хочет только обезопасить жителей дома. Теперь, как ты, верно, понимаешь, Залмоксис, мы с тобой не самые желанные гости в этом доме. Хозяин не возражает, чтобы ты долечился. Но если ты захочешь остаться здесь дольше, тебе придется отдать свою волю тому, кто более способен ею управлять.
Теперь мне стало понятно, к чему эллин ведет эти разговоры о мудрых наставниках.
— Не лучше ли мне покинуть этот дом? — спросил я, совершенно не представляя, как смог бы это сделать в нынешнем состоянии.
— Покинуть? Но тогда ты сгниешь заживо где-нибудь от своей страшной раны. Сначала тебе нужно излечить ее. А потом ты сможешь поехать со мной в Афины, если не пожелаешь остаться в этом доме.
