Как и в предыдущем доме, присутствовал запах смерти, хотя, как и обещал Зи, старый. В доме слабо пахло гнилой пищей и жидкостями для очистки.
Зи не сказал, когда умерла Коннора, но я чувствовала, что в доме уже с месяц или даже больше никто не живет.
Примерно с месяц назад демон одним своим присутствием вызывал вспышки насилия. Я была совершенно уверена, что иные это учитывали; к тому же резервация достаточно далеко от города, чтобы избежать влияния демона. Однако я решила, приняв обличье человека, расспросить Зи об этом.
Спальня Конноры была в мягких тонах и «дамской», как в английском коттедже. Пол — из сосны; или другой мягкой древесины и застлан вышитыми вручную коврами. Постель накрыта тонким белым вязаным покрывалом, которое ассоциируется с дешевыми отелями или бабушками. И это странно: я никогда не имела дела с бабушками и не ночевала в дешевых отелях типа «ночлег и завтрак».
На маленьком столике у кровати высохшая роза — и ни одной книги.
Во второй спальне был устроен кабинет. Когда Зи сказал, что Коннора собирает истории, я ожидала увидеть блокноты и бумагу, но здесь был только небольшой книжный шкаф с нераспечатанной упаковкой CD-болванок. Остальные полки шкафа были пусты. Кто-то забрал ее компьютер, хотя оставил принтер и монитор; может, забрали и то, что стояло на полках.
Я вышла из кабинета и продолжила осмотр.
Кухню недавно протерли нашатырным спиртом, хотя в холодильнике еще что-то догнивало. Может, поэтому на стойке — один из этих несносных освежителей воздуха. Я чихнула и попятилась. В этой комнате я никаких запахов не разберу — все старания приведут только к тому, что освежитель воздуха начисто убьет мое чутье.
Я обошла весь дом и методом исключение решила, что хозяйка умерла на кухне. Поскольку на кухне есть дверь и пара окон, убийца мог войти и уйти, больше нигде не оставив своего запаха. Я сделала мысленную заметку, но на всякий случай обошла дом вторично. Уловила запах Зи и — более слабый — запах Теда. Трое или четверо навещали этот дом часто, еще несколько были более редкими гостями.
Если этот дом хранил тайны, как и первый, я их раскрыть не смогла.
Когда я вышла из дома, день догорал. Зи ждал на пороге, закрыв глаза, повернув лицо в сторону слабого, убывающего света. Мне пришлось залаять, чтобы привлечь его внимание.
— Все? — спросил он чуть более мрачно, чуть более по-иныму, чем обычно. — Убийство Конноры было первым; может, к остальным местам пойдем в порядке очередности? — предложил он.
На месте второго убийства смертью вообще не пахло. Если здесь кто-то умер, то место очистили так хорошо, что я ничего не ощутила — или живший здесь иной был так далек от человека, что его смерть не оставила знакомого запаха.
Однако в этом доме бывали несколько посетителей из тех, что и в первых двух домах, причем несколько — только в первом и третьем. Я включила их в список подозреваемых, потому что не смогла отыскать сильный запах в доме Конноры, библиотекаря. К тому же, поскольку в ее доме такая чистота, я не могу уверенно исключить тех, кто бывал только в первом доме. Неплохо бы отмечать, где какой запах я учуяла, но я не умею записывать запахи с помощью ручки и бумаги. Придется обойтись тем, что умею.
Четвертый дом, куда отвез меня Зи, ничем не отличался от остальных. Бежевый, без всякой выдумки отделанный белым, с высохшей и умирающей травой во дворе.
— В этом доме не прибирались, — мрачно сказал Зи, открывая дверь. — Когда мы обнаружили третью жертву, фокус наших усилий сместился — от стремления скрыть происходящее от людей к выяснению, кто убийца.
Он не шутил, говоря, что в доме не прибирались. Я перескочила через груду старых газет и разбросанную у порога одежду.
Хозяина дома убили не в гостиной и не на кухне. И не в спальне, где поселилось мышиное семейство. Когда я вошла, мыши разбежались.
Хозяйская спальня почему-то пахла не мышами, как весь остальной дом, а океаном. Я невольно закрыла глаза, как в первом доме, и сосредоточилась на том, что скажут мне другие чувства.
Вначале я услышала прибой и ветер. Потом мою шерсть взъерошило холодное дуновение. Я открыла глаза и увидела, что стою на вершине дюны на самом краю моря.
Ветер нес песок, песчинки жалили мне нос и глаза, застревали в шерсти, а я ошеломленно смотрела на воду и чувствовала, как гудит моя шкура от магии этого места. Здесь тоже был закат, и заходящее солнце окрасило море в тысячи оттенков оранжевого, красного и розового.
Я заскользила вниз по зарослям травы с острыми, как бритва, краями и остановилась на плотно утрамбованном песке пляжа. Края моря, волны которого накатывали на берег, я не видела. Я так долго смотрела на волны, что прилив позволил им подобраться к самым моим ногам.
Ледяная вода напомнила мне, что я здесь по делу; как бы прекрасно и удивительно ни было это место, вряд ли я найду здесь убийцу. Я по-прежнему не чуяла ничего, кроме моря и песка. Я повернулась, собираясь возвращаться, но увидела за собой только бесконечные дюны и невысокие холмы за ними.
Либо ветер стер следы моих лап на песке — либо их никогда не было. Я даже не знала, с какого холма спустилась.
Я замерла; почему-то мне показалось, что если я сойду с этого места, то никогда не найду пути назад. Мирное очарование океана мгновенно рассеялось, и пейзаж, по-прежнему прекрасный, показался темным и угрожающим.
Я медленно села, дрожа на ветру. Остается только надеяться, что Зи найдет меня. Или этот пейзаж исчезнет так же быстро, как появился. Я легла на песок спиной к океану.
Опустила голову на лапы, закрыла глаза и стала вспоминать: ванная, и как пахнет в доме мышами; я пыталась забыть о соли, о море и о ветре, трепавшем мою шерсть. Но все это не уходило.
— Ну, ну, — произнес мужской голос, — что тут у нас? Никогда не слышал, чтобы койот бродил в Подхолмье.
Я открыла глаза и повернулась, присев, готовая напасть или бежать — что будет выгоднее. В десяти футах между мной и морем стоял человек и смотрел на меня. Ну, по крайней мере выглядел он в основном человеком. Голос его звучал так обыденно, словно у гарвардского преподавателя, что мне потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, как далек он от человека.
Глаза у него были зеленые, зеленее одежды, которую дядюшка Майк заставляет носить свой штат, такие зеленые, что даже густеющая вечерняя тьма не могла лишить этот цвет сочности. Длинные светлые волосы, мокрые от морской воды, с застрявшими в них спутанными водорослями, достигали впадин под коленями. Он был совершенно голый, и это его нисколько не смущало.
Никакого оружия я не видела. В голосе и позе не было воинственности, но все мои инстинкты кричали. Я опустила голову, сохраняя контакт с его взглядом, и постаралась подавить рычание.
