Заночевать решили здесь же, на берегу.
Кулеш вышел густоватым, но вкусным. Главное, его было чем запить.
-Может никуда не идти? В смысле, завтра не иди, а идти, например, послезавтра? - мечтательно предложил, отяжелевший после ужина, Энгус. Катрин была готова обдумать это предложение, но Блоод издала неопределенный звук, призванный выразить несогласие со столь опрометчивой идеей. Суккуб хоть и попробовала кулеш, но полностью переходить на подобную диету едва ли была готова. Кроме того, Блоод смущало непомерное количество воды, упрямо пытающееся подобраться к её ногам. Энгус тоже не мог оторвать зачарованного взгляда от бесконечных гребней прибоя. Оба впервые оказались на морском берегу. В Новом Конгере на ознакомительные экскурсии к морю времени не нашлось. Блоод, судя по всему, и сейчас охотно бы уклонилась от близкого знакомства с соленой водой.
-Нет, Энгус, здесь особо не засидишься. Это пляж сейчас уютен. Но бывают и шторма, - Катрин показала на выбеленный волнами древесный ствол, застрявший на острых выступах скал, намного выше человеческого роста.
Блоод задрала голову:
-Так? Плещет?
-В основном, поздней осенью и зимой, - успокоила Катрин. - А сейчас море как парное молоко. Не смотри с таким подозрением.
-Молоко - гадость, - не преминула поморщиться Блоод. - Только для детенышей. Безмозглых.
-Ладно, пусть для детенышей. Ты со мной искупаешься?
-Не знаю. Может - он? - суккуб указала на стоящего по колено в волнах Квазимодо. Парень мыл посуду.
-Что-то долго одноглазый. Котел утопил, что ли? - удивился Энгус.
Прибой лизнул ступни. Вода действительно была удивительно теплой. Катрин с удовольствием зашлепала по воде к одноглазому мальчишке.
-Ты что, акулу углядел?
-Нет, леди. Акулы к Глорским берегам практически не подходят. Но, кажется, я знаю тот мыс, - парень указал на каменистую полоску едва заметную в быстро сгущающейся темноте. - Это Якорный Нос.
-Хм, - Катрин всмотрелась в ничем не примечательную тень на воде. - И что хорошего в этом Носу?
-От него два дня пути до Глора при слабом ветре. Берегом должно быть - дней пять-шесть.
-Уверен? - девушка с сомнением разглядывала мыс. С другой стороны бухты виднелась точно такая же скальная гряда.
-Не очень уверен, - прошепелявил мальчишка. - Я же его только с моря видел. Но место известное. Раньше пираты здесь прятались. Купцов перехватывать удобно. Но сейчас, вроде бы спокойно. Все вольные люди за Птичьи острова собираются.
-Вот и славно. Значит, акул-мурен здесь нет? Купаться можно?
-Акулы-голохвостки изредка зимой заходят. Про мурен не слыхал. А вы змеев не боитесь? Они, конечно, к самому берегу редко подходят...
-Ну и хорошо. Если хочешь окунуться, - давай. Мы потом поплещемся. Дамы, знаешь ли, такие чистюли, - несколько дней в седле и уже освежиться жаждут.
< >
(Здесь часть рассказа леди утрачена. Милейшая Д.М-К и её ни менее достойный братец были изгнаны чистить зубы и по сей уважительной причине пропустили часть повествования. Продолжаем рассказ с места, услышанного непосредственно по завершению гигиенических процедур.)
< >
Утро путников ничем не порадовало. Отряд вновь кружил в каменистом лабиринте. Катрин дала бы голову на отсечение, что они проходят одними и теми же промоинами по два-три раза, но следов копыт не замечала. Солнце качалось над головой, изредка, то справа, то слева сверкало море. Никакого конца бессмысленному круговороту не предвиделось.
Обедать пришлось всухомятку. Воды, выжатой из несчастного родника, оставалось в обрез. Бессмысленность происходящего изводила. Катрин подумывала, - не повернуть ли назад, к Новому Конгеру? Тогда уж наверняка выберешься к Глору.
Во второй половине дня небо подернулось желтой дымкой. Прохладней не стало, наоборот, духота нависла плотным мертвым балдахином. Море умолкло. Задница отвратительно липла к седлу.
Отряд кружил вокруг холма с торчащим на вершине, должно быть, уже век назад засохшим, деревцем. Место было явно зачарованным, - отдалиться от древесного скелета дальше, чем на несколько сот шагов никак не удавалось. Промоины упрямо приводили путешественников обратно.
Наконец, петляющий как труп мумифицированной анаконды, овраг заманил отряд в глубокую впадину. Посреди окаменевшей грязи торчали недвижимые заросли ржавого тростника. Грязная желтая дымка переполняла чашу впадины, висела над голыми склонами. Пейзаж напоминал, то ли марсианский кратер, то ли место давнего подрыва какого-то экспериментального сверхмощного боеприпаса. Идти через иссохшее озерцо совершенно не хотелось.
Катрин не удивилась, услышав хрип Энгуса:
-Дрянное место.
-Сухое. Как язык, - с отвращением подтвердила Блоод.
-Помойка, - нарушил привычный обет молчания одноглазый мальчишка.
На него глянули с удивлением. Только Катрин была в курсе глубокого философского толкования такого мистического понятия как "помойка". Внешне на свалку отходов жизнедеятельности впадина не походила. Похоже, здесь вообще никогда не ступала нога человека.
-Обойдем? - спросила Катрин. В данном случае она была готова присоединиться к мнению соратников.
-Слишком далеко. Хочу к морю, - с тоской прошипела Блоод и тронула своего гнедого.
Путники пересекали удушливую тишину впадины кратера. Духота давила в уши. Не был слышен даже шорох глинистого песка и мелких камней под копытами лошадей.
В тишине Катрин видела как вздрогнула едущая первой Блоод. Суккуб, пошатнувшись в седле, повернулась к друзьям. Маленький рот приоткрылся, силясь что-то сказать. На шее Блоод вспухал ровный малиновый рубец...
От внезапного удара Катрин чуть не свалилась с коня. Левую руку пронзила резкая боль, тупой удар по ребрам заставил подавиться воздухом. Рукав шелковой сорочки мгновенно окрасился ярко-алым. И эта боль, и это ощущение, были знакомы девушке. Она успела мимолетно удивиться тому, как все повторяется в жизни. Почему же не слышала выстрела?
Кругом начался ад.
Энгус кренился в седле, пытаясь ухватиться одновременно и за ногу, и за пробитую руку. Густая, почти черная на жаре кровь текла на седло и дорожный мешок. Парень пытался найти глазами возлюбленную и никак не мог, потому что конь ланон-ши ошеломленно крутился на месте, а Блоод, задыхаясь и деря когтями невидимый ошейник сдавивший горло, запрокинулась на круп гнедого.
Хуже всего пришлось Квазимодо. Во всаднике невозможно было узнать странноватого молчаливого парнишку к которому уже успели привыкнуть путешественники. С лица, превратившегося в сплошную кровавую маску, летели густые брызги. Глаз, скула, нос и ухо - все смешалось в бесформенном месиве. Размозженные пальцы тщетно цеплялись за уздечку. Ветхие штаны влажно потемнели в паху. Юный вор был ослеплен, оглушен, изуродован как отбивная.
