Мать Нерожденного ела неохотно и пищу приходилось проталкивать почти насильно, с одновременным массированием горла, чтобы каша прошла дальше. Гурху хорошо знал почему она не желала есть — старая гоблинша давно хотела умереть. С того момента, как произвела на свет своего единственного сына, так никогда и не покинувшего ее утробу полностью. С того момента, когда магия сына взяла контроль над ее телом и заставила возлечь на жесткую каменную лавку у подземного источника с желтоватой горячей водой, откуда она больше так и не поднялась.
Не прерывая кормления, Гурху покосился на длинный змеевидный отросток, выходящий из чресл старой гоблиншы и исчезающий в горячей воде бассейна. Полупрозрачный отросток мерно пульсировал, прогоняя по себе животворные соки, питающие Нерожденного. Мать и сын — они все еще связаны… неразрывно связаны до самой смерти.
— Довольно… она сыта.
— Да, великий — согнулся в поклоне прислужник — Я принес важную весть, повелитель.
— Я слушаю тебя, Гурху-прислужник.
— Отправленный к озеру Отца отряд выяснил, что случилось с отправленными на беседу с НИМ старейшинами. Они все мертвы и лежат в снегу на берегу, в ста шагах от усыпальницы Отца. Убиты все до единого. Но не это самое страшное известие, о великий… есть куда более горькая весть…
— Говори.
— Наш Творец, великий Отец… багровый саркофаг с его телом бесследно исчез… усыпальница пуста, повелитель.
— Исчез? Саркофаг Отца пропал из Пирамиды Над Темной Водой? Да?! Ну же! Отвечай!
— Да, повелитель, п-пропал бесследно — запнулся съежившийся Гурху, с недоумением прислушивающийся к звенящей в голосе Нерожденного… радости…
По горячей воде прошла сильная рябь, раздался громкий плеск и старый прислужник вздрогнул — на его руке сомкнулись склизкие черные пальцы с каждой секундой сжимающиеся все сильнее, в темноте ярко зажглись два желтых фосфоресцирующих глаза. Лежащая на лавке старуха открыла беззубый рот и содрогаясь в корчах издала продолжительное шипение, по влажному камню скамьи едва слышно зажурчала струйка вонючей мочи.
— "Ключ" нашелся! — почти беззвучно прошептал Нерожденный, пуская пузыри — "Ключ" нашелся и сумел преодолеть защитную магию… все так, как и предсказывал Отец… скоро грядет его освобождение и тогда наступит наше время… время, когда Отец возглавит нас… — неожиданно, возбужденный шепот перешел в пронзительный визг — Но нет! Нет! Что-то не так!
Морщась от боли в руке, но не решаясь пошевельнуться, прислужник промолчал.
— "Ключ" должен был открыть саркофаг, открыть проклятую Ильсеру и освободить Отца Тариса… но этого не произошло! Гурху!
— Да, о великий — проскулил старый шурд.
— Позвать ко мне старейшину Гихарра!
— Старейшину Гиххарра, повелитель? Но о нем нет известий с тех пор, как он возглавил войско и ушел на штурм человеческого поселения к юго-востоку отсюда. К поселению, что защищено высокой каменной стеной… он еще не вернулся… но, несомненно, вскоре он падет перед вами ниц и объявит о еще одной сокрушительной победе, состоявшейся только по вашей воле…
— Замолкни! Тогда зови старейшину Туффисса! Сейчас! И того, кто возглавлял отряд разведчиков обнаруживших пропажу саркофага.
— Слушаюсь, великий. Позвать старейшину Туффисса — пробормотал Гурху, с облегчением чувствуя, как сжавшиеся на его руке мокрые пальцы ослабляют хватку — Отряд разведчиков возглавлял младший военный вождь Дисса Беспалый. Он еще не вернулся. Вести доставили пять воинов, что он отослал сюда. А сам Дисса…
— Что? Где он? — прошипел Нерожденный и на этот раз, в его голосе слышалась нетерпеливая ярость.
Содрогнувшись всем тщедушным телом, старый Гурху едва слышно прошептал:
— Дисса отправился по следу святотатцев, чтобы жестоко покарать их и вернуть саркофаг Отца. Он поклялся, что ни один из осмелившихся нарушить священный покой Тариса Великого, не останется в живых… Под его рукой шурды и несколько пауков, повелитель.
Нерожденный издал протяжный хрип, связанная с ним старая гоблинша задергалась всем своим костлявым телом и Гурху едва успел удержать ее от падения с узкой лавки.
— Старейшину Туффисса сюда! — проревел Нерожденный и прислужник увидел, как над парящей водой поднимается что-то темное и бесформенное с ярко пылающими глазами — Немедленно! Беги, Гурху, беги жалкий старик! Беги, пока я не освежевал тебя живьем и не сожрал твою душу! Беги!
И Гурху побежал — дряхлый шурд сломя голову несся по узкому подземному коридору, падая через каждые пять шагов, но вновь и вновь поднимая себя на дрожащие старческие ноги, а за его спиной все еще гремел голос великого шамана:
— Беги Гурху, беги старик! Бе-ги-и!
Глава вторая. Путешествие продолжается
От чистого истока
В Прекрасное Далеко
В Прекрасное Далеко
Я начинаю путь
"Прекрасное-далеко" Энтин Ю.
Еще одной радостной новостью оказалось то, что я испытываю чувство голода. И это еще больше уверило меня, что в моем промороженном стужей теле еще теплится жизнь.
За незаметно пролетевшие в пути восемь дней, я принял пищу два раза. С хрустом разжеванный кусок вяленого мяса и пара пригоршней снега — ровно такое количество еды я съедал за один раз. После этого, чувство голода затихало и медленно просыпалось только дня через три и то, только потому, что я затрачивал силы на движение. Судя по моим ощущениям, находись я в покое, то испытал бы нужду в пище только дней через десять, если не больше.
Ниргалам пища требовалась гораздо чаще — как минимум два раза в день. Усугубляло проблему то, что они могут есть только жидкую пищу, свободно проходящую через трубку. В условиях похода, нормальной еды не было, но немые воины оказались весьма неприхотливы и с удовольствием поглощали еще горячую кровь. Олени, волки, зайцы — им годилось все подряд. Но я очень сомневался, что столь однообразная диета может обеспечить им все потребности организмов, вынужденных таскать на себе тяжеленые доспехи и заданный мною темп передвижения — останавливались мы только с наступлением ночной темноты и вновь продолжали путь, как только начинал брезжить тусклый зимний рассвет. Усталости и потребности во сне я почти не чувствовал. И надо сказать, что меня это несколько пугало.
