— Не имеет значения?! По их милости мы с братом стали злейшими врагами! Нет, Ксанча, для меня это всегда будет иметь значение. Я должен узнать, что они сделали, как и когда! Ведь можно же было остановить их. — Он тяжело вздохнул. — Я не должен больше ошибаться.
Урза вновь пододвинулся к столу. Ксанче не нужны были линзы, чтобы разглядеть сверкающую фигурку Мишры.
— Нет, Мишра, я больше не совершу ошибки. Я понял смысл предостережения транов. Теперь меня никто не обманет, даже ты…
В те далекие времена, когда они вместе скитались по мирам, еще до того, как Урза вновь привел Ксанчу в Доминарию, она с большим пониманием относилась к его навязчивым идеям.
— Даже ты не в силах изменить прошлое! — Теперь, когда его безумие стало для нее очевидным, она осмелилась сказать это, не боясь, что он ударит ее за дерзость. — Ты так и будешь играть здесь в свои игрушки, в то время как фирексийцы крадут у тебя родину! Они вернулись. Я почувствовала их запах в Базерате и Морверне. Их жители воюют друг с другом, так же как когда-то Иотия воевала с фалладжи. И фирексийцы поддерживают обе стороны. Тебе не кажется, что где-то это уже было?
Под тяжелым взглядом его волшебных глаз она вдруг почувствовала, как в голове начинает пульсировать боль. Ксанча не обладала силой и тысячелетней мудростью Урзы, но и упрямства ей было не занимать.
— Почему мы здесь, если ты не собираешься выступить против Фирексии? — нарушила она звенящую тишину. — Ты мог бы играть в свои солдатики где угодно…
Урза глубоко вдохнул, опустив плечи, облизнул губы и сделал еще несколько обычных человеческих движений. Напряжение последних минут растаяло.
— Это не игрушки, Ксанча. Просто я не могу позволить себе повторять прошлые ошибки. Доминария не забыла и не простила меня. Я должен быть осторожен. Слишком многие погибли, и еще больше было разрушено именно потому, что я был слеп и глух. Я не увидел, что моего брата окружают враги, и не слышал его просьб о помощи…
— Ты не слышал его, потому что он не просил о помощи! И никогда не узнаешь, почему он так поступил. Что бы ты ни делал здесь, в этой комнате, на этом столе, ты не сможешь вернуть его! Теперь ты знаешь, что Ашнод пряталась за палаткой. Ты превратил ее в фирексийку, оправдав Мишру. Иотийцы хотели устроить засаду, фирексийцы тоже. Один ты ничего не знал! И потом, если они подкупили Ашнод еще до «огненного рассвета», то как ей удалось через тридцать лет передать Тавносу силекс? Или это тоже была часть заговора? Настоящий фирексинец не имеет совести, Урза. Он не может чувствовать раскаяния. И Мишра был таким.
— Неправда! Его обманули! Они подчинили себе его волю и извратили тело. Он уже не был человеком, когда я встретил его в Арготе.
— А как же Ашнод? Как она смогла передать тебе чашу? Или ее воля оказалась сильнее воли твоего брата?
Ксанча вела опасную игру. Урза замер, не мигая, и даже перестал дышать, будто сам превратился в один из своих механизмов.
— Может, Ашнод оказалась сильнее тебя? — продолжала наступать Ксанча. — Настолько сильнее, чтобы вести двойную игру? Ведь если разобраться, это она спасла Доминарию.
— Нет, — прошептал Урза.
— Нет? Что — нет? Ты готов всех записать в фирексийцев. Где ты остановишься? Ашнод прячется за палаткой перед «огненным рассветом», потом она передает Тавносу силекс. То она марионетка в руках фирексийцев, то нет. Ты уверен, что понимаешь, где правда? Предположим, что оба раза она действовала не по своей воле, что это меняет? Силекс все равно использовал ты.
Урза сжал кулаки:
— Хватит!
Но Ксанчу уже было не остановить:
— Фирексия пыталась уничтожить тебя три тысячи лет. Мне кажется, что они бросили это дело, потому что нашли способ получше. Они оставили тебя одного в горах играть в солдатики.
Урза медленно поднял сжатый кулак. Ксанча понимала, что даже без помощи волшебных камней он достаточно силен, чтобы убить ее. Но пока она видела его руку, она была в безопасности. Урза коснулся ее волос. Девушка замерла.
— Урза, — прошептала Ксанча, — ты меня слышишь? Посмотри на меня, скажи мне что-нибудь. — Она коснулась его руки.
Вдруг Мироходец пошатнулся и, закрыв глаза, ухватился за ее плечо, но не смог соизмерить свою силу, и девушка задохнулась от боли. Казалось, сознание Урзы возвращается из каких-то далеких миров.
— Ксанча! — Он отдернул руку, будто обжегся. — Что это?
Урза уставился на стол, словно видел его впервые. Ксанча перевела дух. Подобные «возвращения» девушка наблюдала уже не раз.
— Ты звал меня, — сказала она твердым голосом, — ты хотел что-то показать мне.
— А это? — Он указал на миниатюрную долину реки Кор. — Что это? Опять?..
Ксанча кивнула.
— Я сидел на крыльце и смотрел на тихий закат. Я думал о прошлом, когда это началось снова. — Он весь сжался. — А тебя не было…
— Я ходила за едой. Ты был в доме, когда я вернулась. — Ксанча пыталась говорить как можно мягче. — Урза, ты должен отпустить свое прошлое. Это нехорошо. Даже для тебя…
Они посмотрели друг другу в глаза. Такое случалось уже столько раз, что смысла разговаривать не было. Даже тот момент, когда Изобретатель смел все со стола, был полностью предсказуем.
— Война началась, Урза. Настоящая война. На юге, — еле слышно проговорила Ксанча.
Облака пыли клубились над разбитыми остатками глиняных гор, серебристые шарики ртути, бывшие секунду назад рекой, растекались по полу. Повсюду копошились крошечные металлические фигурки.
— Фирексийцы?
— Я видела тритонов. Они поддерживают обе стороны. Это не местный конфликт. Это война Доминарии с Фирексией.
Мироходец проник в ее сознание, чтобы узнать подробности. Если она не противилась, это было почти не больно.
— Базерат и Морверн. Я не знаю этих названий.
— Это не могущественные королевства со славной историей, а всего лишь небольшие селения, имеющие другим на зависть несколько золотых рудников. Как раз для фирексийцев. Они становятся все смелее. Но Базерат и Морверн не единственные места, где я почувствовала запах маслянистой крови.
— Ты не вмешивалась? — Его голос стал резким, глаза сверкнули.
— Ты запретил, и я подчиняюсь. Урза, приди в себя. Настало время…
—Возможно. Но я не должен торопиться. Земля Доминарии хранит память обо всем, что произошло, и не простит ошибок. Мы должны все тщательно продумать.
Ксанча хотела возразить, что никакого «мы» не существует, что он всегда все решал один, но вместо этого произнесла:
— Торопиться? Ты давно стал героем легенд. Прошло так много времени! Никто не поверит, что ты существуешь, даже если ты не станешь менять свою внешность и назовешься своим именем.
