Как же давно, казалось, это было!
Обрюзгший здоровяк в лиловом платье запрокинул голову и поднял руки вверх, и на глаза лейтенанта набежали слезы. Ваган, конечно же, заметил, что зрителей поубавилось. Прямо над его головой покачивались веревки, напоминавшие лианы в джунглях и сплетенные в разноцветные яркие спирали. Пальцы вагана сжали «лианы» и потянули... Лейтенант вытер слезы. Снова послышался печальный звон колокола. Колокол ударил раз и еще раз, и его звук сосредоточился под крышей ваганского балагана.
Всего прозвучало шесть ударов, и всякий раз звонил другой колокол — по одному удару в честь каждого из богов, и один — в честь верховного бога Орока. Затем, поначалу медленно, но очень ритмично зазвучала перекличка двух колоколов: бом-бом-бом! Дон-дон-дон! Колокола били в лад, расходились, вели мелодию. Вскоре их звучание, в котором поначалу прослеживалось единство, стало сложным и мощным. Оставалось только поражаться, что эту неземную музыку из колоколов извлекал толстопузый лысоватый мужичок. Колокольные веревки опустились ниже и опутали его так, что казалось, будто он угодил в странную разноцветную клетку.
Мальчик в синем вышел вперед, за ним вперед шагнул мальчик в алом. У обоих в руках были тяжелые золотые мечи. Молодой лейтенант не спускал глаз с актеров. На самом деле он знал, что мечи почти невесомы и, уж конечно, сделаны не из золота. Ударяясь друг о дружку, эти мечи могли издать лишь тупой, деревянный стук, и все же, выкрашенные сверкающей ваганской краской и окруженные неземным светом балагана, они казались наделенными необычайным волшебством. Крадучись, кошачьим шагом мальчики пошли по кругу. Но если они и были врагами, они были врагами бесстрастными и готовились к поединку, лишенному пыла и огня.
Золотистый свет светильника смешался с ранними сумерками, он покачивался в воздухе, словно дымы благовоний. Затем девочка, «Зеленая с золотом», начала петь. У ее голоса была необычайная чистота — словно остро наточенным резцом вели по краю прекрасного кристалла.
Мальчики с мечами сделали по одному выпаду, медленно повторили их. Молодой лейтенант знал о том, что сейчас начнется волшебство. Деревянные мечи, соприкасаясь, начнут звенеть как настоящие, и от их звона задрожит воздух. А потом, наверное, откроется занавес и из тумана появятся призрачные силуэты, а радужные краски на крыше начнут смещаться и кружиться и струиться, словно яркие ленты. А потом... потом, наверное, дуэлянты, украшенные этими самыми лентами, станут вприпрыжку скакать среди толпы и, легонько тыкая зрителей тупыми мечами, извлекать из их лезвий роскошные шелковые носовые платки, сверкающие монетки, разноцветных птиц — и тогда все собравшиеся поглазеть на представление станут радостно восклицать и хлопать в ладоши — и благородные господа, и простонародье.
Но нет.
Конечно же, ничего этого не произошло.
Подобным чудесам не суждено было произойти в нынешнее время. Молодой лейтенант глубоко задумался, впал в мечтательное состояние. Но пока он как зачарованный смотрел на сверкающие мечи, толпа зрителей почти окончательно рассосалась. Все новые и новые дамы и господа покидали представление, уходили даже разочарованные слуги. А те, что остались... кто откровенно хихикал, кто мяукал, кто шипел... Подагрический старичок поднял палку и, помахав ею, велел своему лакею увезти его прочь.
Молодой лейтенант прикусил губу. Печаль сдавила его сердце. Он попытался снова сосредоточиться на представлении. Нет. В нем не было ни капли волшебства и быть не могло. По сцене передвигались двое угловатых мальчишек в дурацких костюмах и притворялись, будто дерутся на мечах, а девчонка-толстушка визгливым голосом что-то выкрикивала.
И вдруг мальчишка в алом костюме бешено запрыгал по сцене. Забыв о стилизованных, постановочных выпадах, он вдруг вообразил себя яростным воином и принялся размахивать деревянным мечом перед самым лицом мальчика в синем. То ли он за что-то разозлился на своего «соперника», то ли его возмутила холодность зрителей — трудно сказать. Как бы то ни было, такое поведение для вагана вообще было странным.
Мальчик в синем тоже разозлился. Ведь всем и каждому было известно, что победить должен синий, а не красный. Поначалу он пытался отбиваться, потом отбежал подальше, но мальчик в алом отставать не желал, и тогда его противник в ярости взмахнул мечом.
Послышались насмешливые выкрики и вялые хлопки.
С мисс Джильды Квисто этого хватило.
— Гека, пойдем-ка...
— Нет, Джильда, ну еще...
— Гека, честное слово! Не хочешь же ты сказать, что тебе нравится это вульгарное...
— Дамы, вы уже уходите? — прервал их перепалку мужской голос.
Молодой лейтенант обернулся и увидел, как офицер, его соратник, отвесил девушкам низкий поклон и учтиво приподнял треуголку. Подумать только — как это его другу удалось освоить все эти ужимки!
Мисс Джильда Квисто хихикнула и проворно отпустила платье сестры. Она не слишком ловко напустила на себя важный вид, улыбнулась и позволила капитану коснуться губами ее перчатки — всего на миг. Затем она развернулась, взмахнула зонтиком и унеслась прочь, увлекая за собой сестру, которой уходить явно не хотелось.
Однако и этого краткого мига было достаточно. Глаза капитана сверкнули. Теперь он понял все: он мог не сомневаться насчет мисс Джильды. Завтра утром в тенистой аллее парка он будет ждать ее — ждать с нетерпением.
О, только бы не было дождя!
— Такие красотки — и их еще не выводили в свет. Что скажешь, дружище?
Молодой лейтенант с обожанием смотрел на друга. Роскошные усы капитана поблескивали в золотистом свете, лившемся от балагана. Капитана совершенно не интересовало ваганское представление. Он затянулся сигареткой и проводил спешно удалявшихся девушек чувственным, недвусмысленным взглядом. На пальце руки, в которой он держал сигарету, сверкнул аметистовый перстень.
— И какие горячие... — мечтательно проговорил он. — Особенно старшая. Лексионская кровь — по глазкам видно. Как там в стишках говорится:
Северяне-мужчины, говорят, холодны,
А южанок сердца пылом страсти полны...
Что-то в этом духе. Быть может, дружище, как только я преуспею с мисс Джильдой, я тебя пристрою к ее сестричке?
С губ молодого лейтенанта сорвался нечленораздельный протест. Капитан расхохотался, взял своего дружка и подчиненного под руку и увел в сторону от ваганского балагана. Когда он заговорил с другом снова, голос его зазвучал мягко, заботливо. Быть может, в этом и была насмешка — кто знает? Капитан был само обаяние. Бормоча ласковые речи своему приятелю, он успевал отвечать на улыбки и взгляды случайных прохожих в аллеях. Дамы, ловя на себе взгляды капитана, запрокидывали головки и принимались обмахиваться веерами.
