— Всё очень хорошо. Ты не спала?
— Нет, конечно… Слава богу, что всё обошлось! Ты голодный?
Я вдруг понял, что зверски проголодался.
— Да-да-да! — проговорил я страстно, — принеси мне что-нибудь, можно холодное.
Эска принесла поднос с едой в мою комнату. Она села со мной за стол и приготовилась слушать. Я обгладывал куриную ножку и думал, с чего начать. И начал.
— Ты бы вышла за меня замуж? — спросил я, проглотив последний кусок и чуть не подавившись от волнения.
Она посмотрела на меня грустно и устало.
— Конечно.
— Ты не шутишь?
— А ты?
Три свечи догорали, взволнованно дрожа от моего дыхания. Я взял ее маленькую, но сильную руку, натруженную и шершавую, согрел ее в своей руке, как маленького беспризорного зверька. Я знал, что у этого зверька теперь будет хозяин, который не даст его в обиду и сделает для него всё, что сможет.
— У меня разбилось зеркало, как только тебя увели, — прошептала Эска, — это очень плохая примета.
— Я куплю тебе сотню новых, — сказал я.
— А я куплю тебе новый камзол, — улыбнулась она, — твой совсем износился.
Она была еще в прежней жизни, а я был уже в новой. Слова ее вернули меня к реальности. Мы сидели в старой корчме, у меня действительно был поношенный камзол, потертые штаны и заштопанные носки. У меня и денег еще не было, и бумаги еще не были подписаны. Я решил ничего пока ей не говорить. Тем более, она восприняла бы это как розыгрыш.
— Я смогу тебя обеспечить, это я тебе обещаю, — сказал я уверенно, — не думай, что я собираюсь просто пристроиться к твоему хозяйству.
— Не думаю, — вздохнула она и перечислила еще кучу вещей, которые собирается мне купить.
Пытаясь приостановить этот унизительный для меня перечень, я ее поцеловал. Я мечтал об этом лет двадцать пять, а может и больше. Я был неравнодушен к ней, наверно, с пеленок. И что мне было до того, что она уже не так свежа, стройна и ослепительна как раньше? Прекрасней Эски никого не было и быть не могло.
Мне казалось, что ко мне снизошла богиня. Я боялся дотронуться до нее, я с трепетом снимал ее одежды, я не мог насмотреться в ее кошачьи глаза. Мне дикой показалась бы мысль, что простая трактирщица недостойна меня, новоявленного графа Гальма, мне бы такое даже в голову не пришло. Это я был, есть и буду ее недостоин.
Эска проснулась раньше и уже занялась делами. Я обнял ее подушку, насладился запахом ее волос и встал счастливый и окрыленный. Оделся, умылся, побрился наконец и нашел себя вполне сносным. Эска потрогала мою отполировано-гладкую щеку и сказала, что теперь я выгляжу совсем беззащитным.
— Почему это? — возмутился я.
— Не знаю, — она пожала плечом — я ведь уже говорила, что ты мне кажешься уязвимым, и что тебя легко обидеть.
— И за такого нытика ты собралась замуж?
— И не передумаю, — засмеялась она, — не надейся!
После обеда мой час настал. Я отправился к графине Гринцинии Гальма.
Ветер стих, но всё равно было очень холодно. Я дошел до особняка, порядком отморозив свое беззащитное отныне лицо. Возле парадного подъезда стояли кареты, в доме чувствовалась суета. Я, конечно, волновался, но волнение мое было приятным и радостным. Впрочем, не долго.
Привратник меня не впустил. Я понял, что он не узнал меня без бороды и усов и терпеливо объяснил ему, что я тот самый вчерашний гость, и что графиня ждет меня.
— Сожалею, — ответил он торжественно, — но графиня не сможет принять вас.
— Как это не сможет? — неприятно удивился я, — почему?
— Госпожа графиня умерла.
Никогда в жизни я не слышал столь убийственной для меня фразы. «Госпожа графиня умерла!» Я тупо смотрел на привратника, не в силах понять, что происходит.
— Как умерла? Еще вчера в полночь мы с ней разговаривали!
— Через час, как вы ушли.
Еще минут пять мы говорили об одном и том же, я повторял, что такого не может быть, а он твердил свое. Его терпению можно было удивиться. Потом я наконец опомнился и захотел узнать подробности, но подробностей он не знал или не хотел говорить кому попало. Тогда я попросил позвать Лориан.
Дверь захлопнулась у меня перед носом, минут через десять, когда я уже перестал надеяться и окончательно околел, ко мне вышла заплаканная горничная и завела меня в прихожую. Оттуда мы на цыпочках прошли в какой-то закуток для слуг и сели на скамью.
— Я знаю, что ты мой брат, — сказала она всхлипнув, — я тебя ждала…
— Графиня тебе всё рассказала?
— Да. Когда поняла, что умирает.
— А как она это поняла?
— Силы стали уходить из нее как песок сквозь сито. Бедная мама!
Лориан опять всхлипнула и уткнула носик в батистовый платок.
— Что она тебе говорила? — спросил я, чувствуя смутную тревогу, смерть графини слишком напоминала смерь сестры Джоло.
— Почти ничего. Ей было очень плохо. Она велела мне взять деньги и уехать отсюда немедленно. Она настаивала, но не могла же я ее бросить в таком состоянии!
— Тебе надо было уехать, — сказал я мрачно, — ты красива, а тут, как я понимаю, на красивых женщин мор!
— Тише! — она испуганно подняла на меня заплаканные глаза, — у нас слишком много гостей…
— Ты подозреваешь кого-нибудь?
— Упаси бог! Матушку никто не убивал, она была одна, просто…
— Что просто?
— Просто она знала, что умрет.
— Почему ты так думаешь?
— Она сказала мне: «Я все-таки не успела». Понимаешь?
— Да. Я понимаю, почему она так спешила сделать меня наследником. У нее не было опасной болезни?
— Нет. Матушка никогда ни на что не жаловалась.
— Значит, ее убили.
— Тише, умоляю тебя!
Мы оба надолго замолчали. Вокруг была тишина, скорбная и тревожная. Я снова столкнулся лицом к лицу с внезапной смертью, и в этот раз, надо признать, она посмеялась надо мной изощренно!
— Давай поделим деньги пополам, — предложила Лориан чуть слышно, — ты же не посторонний.
Речь, видимо, шла о кошельке, от которого я вчера широким жестом отказался.
— Бери всё, — сказал я твердо, — и немедленно уезжай отсюда. Ты и сама знаешь, что тебе опасно тут оставаться.
— Но завтра похороны. Должна же я проводить ее в последний путь!
— Нет!
Не знаю, почему Эска считала меня беззащитным, но на Лориан я нагнал ужаса одним только словом. Слезы ее высохли, она кивнула и поспешно пошла собирать вещи. Я смотрел ей вслед и думал, что, наверно, никогда ее больше не увижу. А жаль…
Обратно я шел, мороза уже не чувствуя. Камни моих воздушных замков рушились на меня медленно и весомо, как вполне заслуженные подзатыльники, и мысли мои путались. Я потерял мать, не успев ее обрести, я потерял свое призрачное богатство, я получил очередной плевок в лицо от смерти, от внезапной, безвременной, предательской смерти, которую так ненавижу. И (о, ужас!) я обещал Эске то, чего уже никак не смогу выполнить: обеспечить ее. Вот она — моя тоска, тревога, и разбитое зеркало…
