– В правильном, – Тимофей Игнатьевич вздохнул. – С поклонами и крестными знамениями.
– Ты ее в устной форме принял, а это не считается! Ты посуди сам – твоя челобитная по сути – заявка. Прошу, значит, выделить из фондов жениха, одного, и доставить самовывозом по указанному адресу. Твоя хозяйка должна была сделать заявку в письменном виде с приложением товарно-транспортной накладной!
– Умный ты больно, Бартерка. Вот и живешь, одну бумажку – под бок, другой прикрываешься. А у нас все по старинке, слышал?! – Тимофей Игнатьевич для внушительности рыкнул.
– Никогда не поверю, что ты все по старинке делаешь! Свистишь, дед!
– Это я свищу?!
Офисный отскочил.
– Невозможно же все по старинке! Время не то! Вот ты адрес этого жениха – и то из компьютера вынул!
– Мало ли откуда я его вынул! А живу – по старинке! Все правила соблюдаю!
– и чуть было не пустился Тимофей Игнатьевич эти правила перечислять, да заткнулся.
Отродясь не водилось, чтобы домовой дедушка с незамужней девкой шашни завел. А чтобы в таком неслыханном случае он еще и от девки сбежал – этого ни одному предку и в страшном сне бы не приснилось…
Но докладывать офисному, который возрастом годился разве что в подручные, о своих грехах Тимофей Игнатьевич не пожелал.
– И на сей раз все по старинке сделаю! – пообещал он. – Меня бабка Бахтеяровна вот научит – я наговоренный пряник принесу, или кладбищенской землицы, или еще иголки под порог втыкают. Женится этот Николай на моей хозяйке, вот увидишь!
– А ты деловой, – одобрил офисный. – Но пока своими глазами не увижу, как все это по старинке делается, – не поверю!
– Ну, гляди.
Они устроились в призаборных кустах и стали следить за крыльцом. Увидели, как вернулся из ночного загула большой рыжий кот и стал орать, требуя завтрака.
– Рыжий – это плохо, – проворчал Тимофей Игнатьевич. – По старинке и по правилам, кота заводят мастью в хозяина, а кошечку – мастью в хозяйку.
Это что же, выходит, у нас жених – рыжий?!
– Так он, может, с родителями живет. У него папаня рыжий, а ты уже и расстроился, дед.
Дверь приоткрылась, кота впустили.
– Время раннее, а уже не спят, – заметил Тимофей Игнатьевич. – По старинке живут, это я одобряю! Почтенные хозяева!
– Ты, дед, вокруг погляди. Мы леший знает куда забрались. Тут до автобусной остановки, наверно, полчаса шагать. Вот и встают рано, чтобы не опоздать на работу. А то еще причина есть – садик. У нас в офисе некоторые женщины детей имеют, так в хороший садик через весь город приходится возить. Вот и встают ни свет ни заря, – объяснил офисный.
Тимофей Игнатьевич почесал в затылке. Как-то так вышло, что хозяева, от которых он позорно сбежал, с детьми хлопот не знали – и садик был возле дома, и школа.
– А у нас в десять утра всем положено быть на рабочих местах, – вдруг объявил офисный. – Так что ты, дед, запоминай местность, ставь на заборе зарубки.
– Погоди…
Дверь распахнулась, вышли мужчина и женщина, вывезли коляску.
– Осторожней, Коля! – сказала женщина, помогая мужчине спустить коляску с крыльца. – Проснется!
– Не-е, спит, – заглянув к младенцу, ответил Коля. И они вдвоем укатили коляску вдаль по пустынной улице.
– Это что еще такое? – удивился Тимофей Игнатьевич. – Это еще откудова?
– Ой, дед! – прямо взвизгнул офисный. – А Красновский-то твой, Эн Ю, женатый оказался!
– Не может такого быть! Пошли разбираться!
– Как разбираться?
– Дом старый, должны быть домовые!
И Тимофей Игнатьевич решительно вошел во двор.
Офисный остался ждать.
Ждал он недолго. Услышал топотню, вскрики, боевой визг. И вскорости со двора кубарем выкатился взъерошенный Тимофей Игнатьевич.
– Совсем дикие! – восклицал он. – Слова не скажи – сразу в тычки! Я им – про челобитную, а они – драться! Овинника в подручные взяли! Он меня на две головы выше! На таких овинниках пахать надо, а его – в подручные! И безмозглый! Я ему – про челобитную, а он меня – за шиворот!
– Разобрался, дед? – спросил офисный. – Возвращаемся?
– Я сходку созову! – продолжал возмущаться Тимофей Игнатьевич. – Мало ли, что женат? А у меня – челобитная! Я хозяйку выручать должен!
– Ты погоди вопить, дедушка, – одернул его офисный, причем голосок сделался печальный. – Выходит, хозяйка твоя с женатым связалась? От него она с прибылью?
– Она не знала, что он – женатый! – отрубил Тимофей Игнатьевич.
– Погоди, погоди! Давай посмотрим с юридической точки зрения! Имела ли вообще твоя хозяйка право подавать эту челобитную? А? – и тут офисный явно затосковал. – Видела же, что мужик женат… Значит, и челобитная считается недействительной…
– Как это – видела? Что он – жену с младенцем на свидания с собой брал, что ли? Он, подлец, без жены всюду шастал! Вот и обманулась моя Настасья!
– и Тимофей Игнатьевич громко вздохнул. – И дитя сиротить – грех… Как же я теперь домой покажусь?
Он имел в виду, что домового, не сумевшего исполнить челобитную, прочие в лучшем случае засмеют. А такого приблудного, как он, выставят из дома в тычки. А он-то надеялся, а он-то рассчитывал!..
– Да уж, обманулась! Если мужик в офисе работает, узнать про него – плевое дело! – возразил офисный. – Ты, дура, прежде чем на спинку падать, других баб поспрошай! Мало ли, что кофе пить водит и цветы на восьмое марта подарил! А ты и растаяла, дура, дура, дура!
Офисный неожиданно сорвался на странный визг.
– Ты чего это, Бартерка? – забеспокоился Тимофей Игнатьевич. – Ты в своем уме? А то, может, проголодался?
– Дура, дура! И все мы, девки, дуры! Не головой думаем, а совсем другим местом! А им того и надо! Не жениться, а сладости задарма отведать! Дуры, дуры!..
Тимофей Игнатьевич так и обмер. Бартерку же согнули в три погибели, сбили в ком громкие и совсем безнадежные рыдания.
– Так ты же не офисный, ты – офисная! – изумился Тимофей Игнатьевич. – Что делается, что делается?! Тебе бы дом в порядке содержать да мужа слушаться, а ты чего творишь?! Говори живо, девка, – кто батька, кто мамка, от кого сбежала!
– Батька у меня тут в секьюрити служит, мамка – поварихой, – прорыдала девка.
– И что – подзатыльника тебе дать поленились? Не заглядывайся, мол, на прохожих молодцов?
– Так какой же он прохожий? Это же Президент! – и Бартерка, поняв, что проболталась совсем чужому домовому, прихлопнула себе рот ладошкой.
– Так. Значит, в президентихи наладилась?
– Я ж его, подлеца, любила! – Бартерка опять ударилась в рев.
