Я посмотрела на Виктора и даже замедлила шаг.
— А это может быть и выход! Ты — гений, Виктор, — я чмокнула его в щечку.
— Я просто скромный бывший псих.
Я хмыкнула.
— Ван Чех говорит, ты много потерял с того момента, как стал нормальным.
Виктор снова закурил и пожал плечами.
— А тебе, как кажется?
— Ты стал… ну… обычным…
— Имею право, — фыркнул Виктор, — в конце концов, я три года был настолько необычен, что провел их в дурдоме. До этого Клэр изредка говорила мне, что я — зануда. Да, я — зануда и надо сказать очень этим горжусь, потому что гений не может еще и веселиться. Я — творец, я должен быть занудой!
— Не злись, Виктор, — я остановила его и обняла, — Не злись! Мне ты дорог любой и занудный и не очень.
— Я могу снова сойти с ума, если хочешь… — тихо сказал он.
— С дуба рухнул? — ответила я. Отсторонилась и посмотрела на него. Виктор был печален.
— Нет. Я может быть и сам немного скучаю по тому времени. Хотя и не могу сказать, что оно было самым светлым в моей жизни. Если бы не ты тогда… Я помню, когда ты пришла первый раз, Ты так напомнила мне Зою. А потом я понял, ты другая. И стоит сказать, что только ради тебя я и стал исправляться. Сумасшествие — возможно, единственно верный взгляд на жизнь. Так говорила Пенелопа. Жаль, что ее больше с нами нет.
— В смысле?
— Она умерла, Ты что не поняла?
— Нет.
— А чего бы вальдемару так грустнеть при упоминании ее. Мы с ним одной породы. Только он сильный, а я слабый. Все, закрыли тему. Поехали на холмы? Сегодня полнолуние, будет красиво.
Я была как-то заторможена. Перед глазами маячил печальный ван Чех пьющи в одиночку коньяк. Меня дернуло.
— Холодно?
Виктор укрыл меня своей курткой и мы пошли на автобусную остановку.
****
Почти всю дорогу до холмов мы ехали, обнявшись, и молчали каждый о своем, вероятно. Я о том, что говорил Виктор. Он не знаю о чем. Почти до темноты мы катались по городу, выбрав самый дальний и красивый маршрут, по набережной реки, мимо монастырей и заводов, которые как ни страшны они были при свете дня смотрелись ужасно поэтично вечером. Закат вообще придает необъяснимую прелесть вещам, даже самым уродливым.
На холмах мы долго искали место, где можно было бы присесть и не испачкаться, где был бы хороший вид на реку и закат и где нас не настигли бы вездесущие туристы и гуляки. Такого места просто не было. В конце концов Виктор упал на траву и заявил, что больше он никуда не пойдет, потому что так можно и в область уйти пешком, а нас там никто не ждет.
Темнело, мы все еще молчали. Я прилегла на его плечо и почувствовала, как он дрожит всем телом.
— Холодно? Возьми куртку обратно.
— Нет, спасибо, — как-то нервно отозвался Виктор и вперил взгляд в гризонт, где не было пока еще ничего, кроме огней большого города и уродливой тарелки стадиона.
— Знаешь, мне все интересно, когда уже они начнут высаживаться на землю? — начал Виктор после продолжительного молчания.
— Кто они?
— Гуманоиды. Смотри — натурально, летающая тарелка, а не стадион. Когда уже они начнут колонизацию земли?
Я внимательно посмотрела на Виктора потом на стадион. Действительно летающая тарелка.
— А я бы ни за что не стала колонизироваться, — фыркнула я, чтобы поддержать разговор, — лишили бы меня всякой свободы, сделали бы из меня раба.
— Мы не рабы, рабы не мы! — пробормотал Виктор, — зато кормят три раза в день и лечат бесплатно и о жилье заботиться не надо. Чем не жизнь?
— Для клопа, возможно. Ты бы не выжил, мне кажется, взвыл.
— Может, и вызвыл, — прикуривая, заметил Виктор, — Тут дело в другом.
— В чем другом?
Виктор не ответил. Он смотрел, как из-за шпилей высоток встает луна. Эдакий эритроцит — большая красная, луна. Она как-то очень быстро карабкалась на небо и скоро мы наблюдали ее в полном великолепии.
— Сегодня луна ближе всего к земле, поэтому, кажется, такой большой, — проговорил он.
— Интересно, а в раю ночью есть луна?
— Есть. Совжу тебя, как-нибудь в Грецию узнаешь.
— В Грецию?
— Туда проще попасть, это раз, и там все есть, это два.
— Откуда взялась эта дурость, что в Греции все есть?
— Не знаю, но надеюсь, что это святая правда. Очень бы хотелось, чтобы было место на земле, где все есть.
— Зачем?
— У нас сегодня день глупых вопросов? — рассмеялся Виктор, — Если есть места, где ничего нет, значит, должны быть и те, где все есть, — простая жизненная, детская логика.
— Я не ребенок, мне ее не понять.
— Психиатр ты мой, — Виктор меня обнял, — я на тебя посмотрю лет через десять, как ты не будешь ребенком.
— Эй, я не собираюсь так скоро впадать в маразм.
— Чего?
— Детство бывает лишь, однажды, когда оно повторяется, это называется маразм.
— Не поспоришь, тебе лучше знать, ты у нас специалист.
Трава возле нас зашевлилась, там явно что-то ползло. Змей я не боюсь, но прижалась к Виктору плотнее.
— Что там у нас?
Он наклонился и долго наблюдал, как нечто в траве медленно нас обползало. Резким движением он поймал маленького ужика.
— Смотри какой хорошенький, — он радовался, как ребенок.
— Отпусти его, а?
— Как хочешь, он не опасен. Просто маленький ужик. Хочешь погладить?
— Нет, спасибо.
— Пустите, — недовольно фыркнул уж, — я вас не трогал и вы меня извольте отпустить!
Я онемела, и только глазами могла спросить Виктора слышит ли он тоже что и я. Он был спокоен, молча опустил ужа на землю.
— Вот и славно! — уж нервно дернулся и поплоз дальше.
— И нечего было ворчать, — недовольно сказал Виктор.
— Не ваше дело! — донеслось из травы, — нечего руками лапать.
— Подумаешь, какая цаца!
— Не разговаривай с ним! — прошептала я.
— Почему?
— Может, он — глюк?
— Композитор? Вряд ли. И потом массовых галлюцинаций не бывает. Экология сейчас такая, что говорящий уж, так по мне вообще не новость.
— Но как он может говорить?!
— Ротом, милая, ротом! — засмеялся Виктор.
— Это же невозможно!
— Этим нормальные люди и отличаются от психов. То, что невозможно для тебя, возможно для меня. Попробуй рассказать завтра ван Чеху… Хотя нет, не рассказывай, упечет еще в дурку, носи тебе потом яблочки туда.
— Из-за яблочек кое-кого из рая поперли.
— Нас не попрут, мы же врать не будем?
— Не будем.
— Вот мы и молодцы. Ладно, вставай. Тебе вредно сидеть на земле, я еще внуков поняньчить хочу!
— Ура!
— Ты чего орешь?
— Мне не надо будет рожать детей.
