Словно в ответ его желудок издал урчание. Мэтт зажал его другой рукой. Его взгляд перескакивал с опустошенной женщины на тонкую полоску нетронутого ковра рядом с ней. Наконец, он медленно продвинулся вперед со стоном.
— Хорошо, хорошо, — шептал Тревор, как только Мэтт прошел мимо женщины. Он снова указал на знак. — Закусочная там. У них должно быть не менее трех автоматов еды и напитков. Просто подумай об этом! Мы уйдем отсюда с едой и чипсами — может, даже найдем немного шипучки. Нам хватит на всю неделю, если мы…
Они прошли под мерцающим светом вывески, и его сияние озарило шок на их лицах.
Все пропало. Все три автомата были взломаны и разграблены. Повсюду были разбросаны обертки, оставленные тем, кому посчастливилось найти их первым. Они объелись в исступлении и не оставили после себя ни крошки.
Пол был полностью усыпан осколками битого стекла. Оно хрустело под ботинками Тревора, когда он пробирался к машинам. Мэтт остался в холле, руки безвольно свисали по бокам. Его лицо изменилось от шока к отчаянию.
— Ничего, — сказал Тревор. Он заглянул внутрь всех машин. Он проверил позади них и между ними. Но он пришел пустой. — Там нет ничего, — он откинулся на пятках, будто это осознание могло прикончить его. Вместо этого он бросился вперед и ударил кулаком по ближайшей машине. — Там нет ничего! Ничего! Ничего!
Тревор кричал, пока его голос не сорвался, пока слово «ничего» не стало чем-то ужасным и бесчеловечным. Он был подобен дикому зверю, борющемуся с ловушкой: его гнала паника, ярость и вся сила. Он ударил пальцами ног по автомату, а костяшками пальцев по клавиатуре. Его кровь стекала по металлу горячими красными линиями.
Но он не останавливался.
Шум пугал Мэтта. Он отшатнулся, прижав руки к груди. Он был так обеспокоен криком Тревора, что не увидел человека, подкрадывающегося слева от него.
Этот мужчина был на шесть дюймов выше Мэтта или Тревора, и он весил больше, чем они оба вместе взятые. Его шаги нельзя было назвать бесшумными, и когда Мэтт резко развернулся, мужчина ударил его прикладом дробовика по носу.
— Что вы здесь делаете, а? Что вы делаете на моем месте? — проревел мужчина.
Мэтт не ответил. Он отбежал на четвереньках и присел у стены, держась за нос. Когда он убрал руки и увидел кровь на них, он расплакался.
Мужчина плюнул на него и повернулся к Тревору. Он сильно тряхнул дробовик, и камера начала наполняться смертоносной волной энергии.
— Сейчас я спрошу еще раз, и потом уже не буду спрашивать: какого черта вы все делаете на моем месте?
Ствол дробовика с солевым приводом у мужчины был направлен ему в грудь, достаточно близко, чтобы слабый голубой свет падал на его футболку. Но Тревор не моргал.
— Мы искали еду. У вас есть?
— Может быть. Но это не ваше дело, — прорычал мужчина. — Вам лучше уйти отсюда прямо сейчас, иначе я вас убью.
— Пожалуйста, нам нужно совсем немного. Ровно столько, чтобы добраться до следующего города.
— Нет. Я упорно трудился ради этой еды, и я не позволю каким-то мальчишкам уйти отсюда с ней, — он поднял ствол, чтобы прицелиться Тревору в лицо. — Считаю до трех. Один…
Тревор не двигался. Он смотрел на Мэтта широко распахнутыми умоляющими глазами. Мэтт стоял за мужчиной. Он мог вывести его из равновесия и дать Тревору время сократить разрыв.
— Два…
У Мэтта слезы текли по щекам, а из носа — кровь. Он со стоном покачал головой. Он не будет этого делать — они должны были просто встать и уйти, пока еще могли.
Но губы Тревора искривились в рычании.
Он не отступит.
— Три!
Из ствола вырвался бело-голубой взрыв. Он попал в переднюю часть автомата веером обжигающего света, а затем испарился — быстро, как вспышка фотокамеры. Тепло сожгло кончики резиновых портов и расплавило клавиатуру до жижи.
Едкий дым щипал воздух. Мужчина сильно моргал, осматривая пол в поисках тела Тревора. Его глаза расширились, а жир под подбородком задрожал, когда он понял, что промазал.
Тревор бросился в сторону в последний момент. На рукаве его джинсовой куртки была полоска дыма, а под ней — полоска обгоревшей плоти. Он прислонился к стене, сжимая рану. На мгновение в его глазах вспыхнула боль, но затем пришло что-то еще.
Что-то опасное… и темное.
— Аргх!
Тревор бросился вперед с поднятым ножом.
Мужчина целился из дробовика.
Мэтт закрыл глаза с визгом.
Все трое исчезли в очередном взрыве энергии. Луч упал на пол и разбрызгал щебень во всех направлениях. Стеклянный град пробил тонкое пластиковое покрытие на вывеске торгового зала. Он поразил лампочки внутри и взорвал их, погружая всю комнату во тьму.
За взрывом последовал звук жестокой потасовки. Тела ударялись о стену. Ботинки скрипели по холодному кафельному полу. Слышались хрипы и визги, когда кулаки сильно вонзались в плоть. Затем внезапно все звуки оборвались — все, кроме одного.
Кто-то вот-вот проиграет. Они тяжело дышали, кашляли. Их слова — их просьбы — звучали как сдавленные вздохи. Еще одна пара легких тяжело вздымалась под предсмертными стонами неудачника. Их дыхание становилось громче по мере того, как рвотные позывы исчезали, будто они всасывали весь воздух в себя.
В комнате было тихо. Это почти закончилось.
Затем кто-то закричал:
— Ах! Нет! Пожалуйста… что вы…? Ах!
Началась вторая драка — еще более короткая и жестокая, чем предыдущая. Крики перешли в вопли и, наконец, в отчаянные стоны боли. Вопли закончились мясистым хрустом. Они перешли в шипение. Потом в стон. Вскоре единственным шумом в комнате стал слабый ритмичный звук.
Хлюп… хлюп… хлюп…
Голубой шар света сиял в углу комнаты. Тревор каким-то образом раздобыл дробовик и накачал его. Он держал пистолет в одной руке и тер горло другой. Красный синяк тянулся там. Его ноги дрожали, он медленно продвигался к источнику хлюпанья, используя патронник дробовика для освещения.
Что-то в голубом свечении делало бледные вещи едва заметными, а темные выделялись больше. Плитка и стекло были практически не видны. Но красные пятна поверх них были так же четкими, как черные буквы на пустом экране.
Хлюп… хлюп… хлюп…
Тревор следовал за пятнами по комнате. Чем ближе он подходил к источнику, тем гуще и четче они становились. Блестящие черные лужи, брызги, отпечатки ладоней, которые все еще пытались зацепиться пальцами.
… хлюп… хлюп…
Лужа черной жидкости была в холле. Она тянулась от одной стороны до другой. Край лужи обрывался у грязной обуви Тревора. Жидкость липко сочилась в трещину его подошвы. Но он будто не замечал.
Его глаза были устремлены на сцену перед ним. Мужчина стоял на коленях рядом с трупом другого. Он держал в руках нож Тревора и снова и снова вонзал его со смертельной силой в почти обескровленное тело.
— Стоп, — хрипло сказал Тревор. Его руки тряслись, когда он поднял дробовик, чтобы прицелиться в середину спины мужчины. — Брось нож. Брось сейчас же.
Руки мужчины поднялись над головой, нож все еще был в переплетенных пальцах. Сначала казалось, что он не собирался слушать. Он был готов снова опустить нож. И снова. И снова — до тех пор, пока то, что кипело внутри него, не остынет и не прижмется к его ребрам.
— Ты должен остановиться, — умолял Тревор. — Он мертв… ты должен остановиться, Мэтт.
Он позволил ножу выскользнуть из его пальцев. Он отскочил от живота мертвеца и упал на землю. Когда он повернулся, Мэтт выглядел таким же слабым и напуганным, как всегда — просто трудно было разглядеть это сквозь всю кровь.
Она покрыла лицо маской, пленкой. Он будто утонул в болоте, наполненном кровью, и каким-то образом вернулся к жизни. Бока и макушка его волос были мокрыми от крови; белки его глаз резко выделялись на фоне красного.
Его рот открылся, и он сказал почти шепотом:
— Он собирался убить тебя. Я… я не мог позволить ему убить тебя. Я… обещал Шону…
— Я знаю, — рот Тревора скривился, когда он опустил оружие. Он прошел по луже и обернулся, чтобы посмотреть на лицо мертвеца — или, вернее, посмотреть на то, где раньше было его лицо. Мэтт так много раз проткнул его голову и горло, что все обвалилось. В его груди было больше отверстий, чем внутри муравейника. — Боже…
