Но вот времена изменились. Конечно, в Вальдзее слыхали и о папской булле, и о великой, страшной для злодеев книге «Malleus Maleficarum» [16]. Но всё это казалось таким далеким от вялой и сонной городской жизни, таким призрачным… В прошлом году скотницу Якобс даже не побили камнями за то, что она неизвестными травами вылечила теленка Пенманов. Ну какая из старой скотницы ведьма?
Однако проповедник, приехавший, как он утверждал, прямиком из Испании, говорил, что пора покончить с таким безбедным существованием. Что ведьмы есть (и не одна причем) в каждом городе. И главная задача отцов города и благочестивых жителей – этих ведьм предать справедливому суду.
Приезжий монах представился городскому и церковному совету как теодитор Августин Кермель, брат святого ордена Защищающих Бога. Брат Августин был снабжен всеми бумагами, необходимыми для того, чтобы открыть в Вальдзее настоящую охоту на ведьм.
…Он закончил свою проповедь молитвой, в которой призывал огонь небесный на всех еретиков и тех, кто вступает в сговор с нечистым, а затем сказал:
– Благочестивые жители Вальдзее, я сообщаю вам, что остановился в доме при храме. И двери моей смиренной кельи будут всегда открыты для тех, кто предан вере и хочет обличить зло.
Жители поняли это так: приходите, люди добрые, доносите на тех, кто вам не по нраву, а уж представитель святой инквизиции разберется, какая овца хороша, а какая только портит Христово стадо.
Конечно, в любом городе не обойдется без пакостников и мерзавцев. В Вальдзее это был Готфрид Пульмер, разорившийся и спившийся дворянчик, проживавший последние крохи своего когда-то немалого наследства. По городу ходили слухи, что Готфрид сватался к богатой вдове Шварц и получил отказ и насмешку. После этого Готфрид, напившись в харчевне, поносил вдову и говорил, что будто бы она лишает мужчин их силы всякими колдовскими способами. Тогда на его болтовню никто не обращал внимания…
Вечером того дня, когда теодитор произнес с церковной кафедры свою речь, призывающую обличать ведьмовство, в «смиренную келью» принесли первый донос.
«Свидетельствую, что вдова Ева Шварц есть колдунья и богомерзкая ведьма. Своими заклинаниями она отнимает мужскую силу, портит скот, вызывает засуху, дождь, мор и поветрие. Свидетельствую также, что к упомянутой вдове по пятницам ночью ходит демон, с коим она предается отвратительному распутству. Также замечено было, что вдова неоднократно летала на помеле на шабаш».
Донос не был подписан, но подписи и не требовалось теодитору Августину. Он прибыл в город с писцом и двумя подручными, и этих-то подручных теодитор и направил в чистенький домик вдовы.
Дело Евы Шварц рассматривалось три дня. Поначалу вдова отрекалась от всех обвинений и говорила, что на нее возвели напраслину, но, когда к ней применили пристрастный допрос, она призналась во всём: и в богомерзком колдовстве, и в связях с дьяволом, и в некромантии, и в полетах на шабаш. Своими сообщницами вдова назвала Бригитту Винцил и Катарину Эйнслер. Эти женщины также были схвачены и подвергнуты пыткам. И под пытками сознались в том, что они ведьмы.
На четвертый день охоты возле городской ратуши уже сооружали помост для трех ведьм и подтаскивали сухой хворост. Сограждане, напуганные таким разгулом ведьмовства в их мирном городке, уже с утра занимали места на площади, чтобы поглазеть на казнь. В Вальдзее до этого еще не сжигали ведьм.
Августин торжествовал. За такой короткий срок – и уже пойманы три ведьмы. Если дело пойдет так дальше, в Вальдзее можно будет устроить показательный процесс вроде того, что был в Толедо. Главное, чтобы эти простаки верили в его непогрешимость и умение бороться с дьяволом. И тогда на его личном счету будет еще больше спасенных душ.
Ведьмы, подготовленные к аутодафе, были смертельно бледны и перепуганы, но это не смущало толпу, которая была перепугана еще больше. Вчерашние подруги и соседки плевали в лицо богопротивным колдуньям, мужчины отворачивались, боясь, как бы ведьмы не сглазили их… И лишь когда запылали три костра и среди пламени закричали три женщины, корчась в муках, толпа и сам теодитор вздохнули с облегчением. Ведьмы не победят. Они не могут победить.
Прошло еще две недели. Костры на городской площади почти не угасали. Было сожжено еще пятнадцать женщин, две малолетние девочки, признавшиеся в соитии с демонами, а также мужчина, бывший оборотнем. «К вящей славе Божией, всё творю я к вящей славе Божией», – повторял теодитор. Имущество казнимых передавалось Церкви, и подчас это было не самое плохое и малое имущество. Ничего, зато души сжигаемых обретали долгожданное очищение и спасение. Разве не так?
Близилось полнолуние. Теодитор знал, что в дни полнолуния темные силы становятся еще более могущественными. У теодитора теперь был целый штат соглядатаев и доносчиков, которые следили за каждой подозрительной женщиной в Вальдзее. И если какая-нибудь ведьма осмелится вылететь на шабаш… О, ей не поздоровится!
В этот лунный вечер теодитор побыл на вечерне и отправился к себе в келью, чтобы заняться написанием писем главе своего ордена. Его миссия в Вальдзее была успешной, об этом он и хотел сообщить.
Он не заметил, как засиделся до полуночи. Очнулся только тогда, когда часы на ратуше пробили двенадцать раз.
– Время сотворить полночную молитву, – сказал Августин, вставая перед распятием и привычно беря в руки четки. Свет нескольких свечей освещал измученный лик Спасителя, и Августин прошептал: – Всё во имя Твое…
И тут он почувствовал, что в келье не один.
Теодитор обернулся, не ведая в сердце страха.
Перед ним стояла женщина.
Она была одета в платье, переливающееся белым и голубым светом, на распущенных волосах сверкала серебристая прозрачная накидка. Женщина была молода и прекрасна, а в ее темных бархатных глазах словно сосредоточилась вся греховная мудрость мира.
– Прости, что прервала твою молитву, Августин, – сказала женщина глубоким мелодичным голосом.
Теодитор осенил себя крестным знамением, но женщина не исчезла. Только глаза ее приобрели аметистовый блеск, да еще она убрала со лба непослушную выбившуюся прядь.
– Кто ты? – спросил теодитор.
Ему всё еще не было страшно. Да и кого бояться? Женщины? Этого немощного и низменного существа, которое Бог сотворил по какой-то непонятной ошибке? В богословских кругах давно шел спор о том, считать ли женщину человеком и признавать ли то учение, в котором говорилось, что и женщина имеет бессмертную душу. Августин склонялся к мнению, что у женщин, как и у животных и прочих ползающих по земле тварей, нет бессмертной души. Но Церковь учила быть милосердным, и он старался. Ибо костры, поглощавшие ведьм, были актом милосердия.
– Кто ты? – повторил теодитор.
– Ведьма, – спокойно сказала женщина.
Теодитор не дрогнул.
– Назови свое имя, – приказал он.
– Имя мне – Женщина, – сказала она. – Другого имени я не знаю. Все прочие имена даете вы, наши гонители и ненавистники.
– Для чего ты пришла? Впрочем, не отвечай, я понял: ты пришла покаяться и отдать себя в руки правосудия. Что ж, это похвальный…
– Помолчи, теодитор, защитник Того, Кто не нуждается в защите, – сухо оборвала его женщина. – Мне не в чем каяться. И уж точно я не хочу связываться с таким правосудием, как ваше. Хорошенькое правосудие! Вы пытками вытягиваете из невинных чудовищные признания! Вы заставляете людей клеветать на самих себя!
– Это не так.
– Это так. Среди тех, кого ты сжег, теодитор, не было ни одной настоящей ведьмы. Все твои жертвы были невинны и чисты перед вашим Богом. А я… Я ведьма настоящая. Но меня ты не сожжешь. Не сожжешь, пока я сама этого не захочу. А я не захочу этого никогда.
Женщина рассмеялась. Глаза ее засверкали, как две звезды.
– Я заклинаю тебя именем… – начал было теодитор.
– Оставь, – сказала женщина. – Ты и сам в Него не очень-то веришь. Он для тебя – ступенька в карьере, не больше того. Я ведь знаю всё твое прошлое и будущее, теодитор. Ты был нищим и забытым, никому не известным причетником в старой разваливающейся церквушке. Но у тебя были честолюбивые замыслы, и благодаря собственному тщеславию ты вступил в орден. Ты стал рыскать по Европе и жечь ведьм, потому что знал – это поможет тебе возвыситься.
