– А слушатели будут над тобой смеяться и просить чтоб лучше станцевал. – не отомстить вечно подшучивающему над всеми Молину я не смог.
– Нееее... Это вы будете танцевать, пока я рассказываю. – Молин не только не обиделся, но и поддержал шутку. – А еще Нарив с собой заберем – пусть тоже танцует.
– Я переведу ей твое предложение. – с хищным оскалом парировал я и расплылся в довольной улыбке, глядя как Молин отшатнулся.
– Тогда нам придется танцевать без его рассказов. – наконец-то в голосе Баина промелькнули какие-то чувства. – Нарив ему язык за такие слова вырвет, засушит и будет носить его как кулон.
– Что-то я слишком часто слышу свое имя... – за всеми этими шутками, я совершенно забыл, что женщина стоит совсем рядом и, если не понимает смыл нашего разговора, то уж свое имя разобрать в нем должна. Молин и Баин тут же затихли, хотя слова Нарив и не звучали угрожающе.
– Это мы делимся планами на будущее. Когда вернемся домой. – я посмотрел на Нарив и улыбнулся как можно дружелюбнее.
– Да? Судя по тому, сколько раз я услышала свое имя – мне в этих ваших планах отведена немалая роль?
– Да мы тут шутим... – из щекотливой ситуации меня, а возможно – и Молина, спас десятник. И за это я простил ему недавний пинок.
– Тащите сюда этих гнома и мямлю! Алин, будешь переводить... – когда привели наших пленников, Ламил встал перед ними, уперши руки в бока. – Вы свободны. Пойдете вперед и передадите командиру того отряда, который преграждает нам путь, что мы не хотим войны. Поняли? Мы пришли с миром и хотим лишь пройти через горы на север.
Я перевел его слова и, для верности, переспросил запомнили ли Брумгум и Карола их. Оба кивнули – вначале гном, а после – с некоторой задержкой – Карола.
– Они поняли. – повернулся я к десятнику.
– Отведи их к десятку Кролана и пусть убираются. – распорядился Ламил. – Потом – мигом назад и в строй! Спать сегодня не придется.
Пленники, поняв, что их отпускают, мгновенно ожили. Карола даже будто стал выше ростом – выпрямился и поглядывал вокруг с таким видом, словно он находится не посреди чужой, может – вражеской, армии, а... Даже не знаю – где. Примерно так поглядывали по сторонам имперские легионеры, иногда появлявшиеся в Агиле. Даже не верится, что еще совсем недавно он всем своим видом не вызывал никаких чувств, кроме жалости. Я провел Бургума и Каролу к нашему передовому отряду, хлопнул по плечу одного из солдат, стоявших в шеренге и загораживающих проход. Тот, оглянувшись, без лишних слов потеснился, открыв небольшую щель между щитами. Видимо, приказ отпустить пленников был здесь уже известен.
– Бывайте! – попрощался я, указывая бывшим пленникам на путь к свободе.
Проход снова закрылся и гном с мямлей исчезли из виду, скрывшись за рядом солдат. Я вернулся к своему десятку. Здесь уже вовсю разоряется Ламил.
– ...поэтому я еще раз повторяю – если какой-то олух уснет до того, как я отдам приказ – он у меня год копать сортиры будет! – заметив, что я вернулся, десятник, к облегчению остальных, перенес свое внимание на меня. – Ушли?
– Да, господин десятник! – я быстро встал на свое место, чуть потесним Молина.
Ламил кивнул и снова куда-то убежал.
– Стоять нам так до конца этой стражи. – тихо, хотя Ламила поблизости уже не было, ввел меня в курс дела Молин. – Ламил говорит, что будем ждать здесь, в полной готовности, пока или не начнется бой, или не начнутся переговоры.
– А если начнутся переговоры, то будем так же ждать их окончания. – Баин судорожно зевнул. – В любом случае, о том, чтоб поспать подольше – можно и не мечтать.
– Я уже забыл, что такое вообще это 'поспать подольше'. – зевок оказался заразительным и моя челюсть хрустнула так, словно кто-то наступил на сухую ветку.
– Тебе, наверно, вообще поспать не придется. – Молин толкнул меня в бок. – Так что, не зевай!
– Это почему? – удивился я.
– Потому что, когда начнутся переговоры и мы будем сладко спать, ты будешь переводить для капитана.
– А потом расскажешь нам, о чем там речь шла! – подключился Баин.
– Во сне увидишь, о чем там речь шла! – настроение резко испортилось, а спать захотелось еще больше.
Друзья, конечно же, оказались правы. Меня вызвали к капитану как раз когда я уже совсем уверился в том, что до рассвета никаких переговоров не будет. Пришлось, подавляя, наверное тысячный, зевок, следовать за посыльным.
Причиной, по которой меня позвали, был, конечно же, парламентер. Его я увидел когда протолкался сквозь небольшую толпу, собравшуюся сразу за спинами десятка, перекрывающего расщелину, проскользнул сквозь стену щитов и оказался рядом с капитаном. Посланник стоял в чуть более чем в десяти шагах от стены щитов. Просто темный силуэт, в гордом одиночестве, без белого флага или каких-либо других атрибутов, указывающих на его мирные намерения. Может у них здесь не знают, что такое белый флаг? Или это не переговорщик, а, скажем, он так вызывает нас на бой один на один? Может у них так принято?
– Может Нарив позвать? – спросил я у Ламила, который, со скучающим видом, очищает ножом небольшой камешек от светящегося мха. – Она, все же, местная...
– Эту сумасшедшую? – десятник зло отбросил камень в сторону и вытер нож об рукав. – Чтоб она набросилась на посланника, как на того гнома?
– Таких, как Нарив, насколько я понял, здесь не любят. – тихо сказал Седой. – Так что, на этих переговорах мы лучше без нее обойдемся. Пошли уже, а то гость заждался.
Мы подошли к, так и стоящей неподвижно, фигуре и остановились в паре шагов от нее. Нашим гостем оказался высокий, тощий как жердь мужчина с огромной, впору гному, бородой. Вот, честное слово – если бы не рост, то я никогда не поверил бы, что передо мной человек! Одет он во все ту же кольчугу, которая, похоже, здесь – обычное дело для воина. На голове – небольшой круглый шлем. Даже, скорее, не шлем, а металлическая шапочка. Ни оружия, ни щита при нашем госте не видно. Когда мы остановились, он коротко поклонился.
– Карола и Брумгум передали нам ваши слова. – не представившись, произнес он. – Мы хотим знать – кто вы, откуда здесь появились и что вам нужно в Гиблых землях.
Я исправно перевел все сказанное, заслужив удивленный взгляд посланника.
– Перед тем, как отвечать на такие вопросы, – с ленцой, словно это не он только что опасался, что Нарив может испортить переговоры, сказал Седой, – неплохо было бы знать – кто спрашивает. Переводи точно как я сказал.
Гость нахмурился.
– Тысячник Бойрода. – снова короткий, чуть заметный поклон.
– Можешь звать меня просто Седой. Вот что, господин Бойрода, – Седой говорит так, будто обсуждает погоду, пиво в таверне, но никак не судьбу подчиненных ему трехсот солдат, – рассказывать всю нашу историю – слишком долго. Я могу дать слово, что ни у меня, ни у моих воинов нет по отношению к вам никаких враждебных намерений. Я могу дать слово, что мы, если вы нас пропустите, просто пройдем мимо и испаримся как утренний туман...
