Это оказалась не самой лучшей идеей. Сделав несколько шагов, она почувствовала, что падает на пол. Но тут ее мягко подхватили чьи-то сильные руки.
— Тебя и на минуту нельзя оставить одну, — проворчал Леклис, перенеся ее обратно на кровать. — Лежи, тебе еще рано вставать.
* * *
— Как тебе удалось спастись? — спросил, устраивая Эйвилин на постели.
— Я не помню. Меня ранило, когда мы пытались бежать вплавь через озеро. Наверное, меня спас один из Тигров, что плыл со мной. Очнулась я в небольшой роще у подножия Гномьих гор, неподалеку от Соленого озера. Не знаю, сколько я была без сознания и куда делись мои спутники. Рядом никого не было. Возможно, Тигры ушли за помощью и нарвались на патруль мятежных домов. Или они просто решили, что я умерла, и ушли. Сперва я хотела самостоятельно добираться до Иллириена. В землях Восходящего солнца наткнулась на разграбленную и сожженную резиденцию одного из младших домов. Некоторое время пряталась в ней. Затем туда нагрянул один из патрулей Серебряной лилии. Я думала, что они ищут меня, а они просто решили остановиться на ночлег. Из их разговора я узнала, что в империи война, а мама и отец убиты. — Эйвилин зло сжала кулаки и замолчала.
— Что было потом? — осторожно спросил я.
— Меня заметили, и мне пришлось их всех убить, — немного помедлив, ответила она, пряча взгляд.
— Это не твоя вина, — успокаивающе проговорил я. — Ты просто защищалась.
— Просто защищалась?! — дернулась, словно от боли, Эйвилин. — Ты не понимаешь. Я разорвала их магией на куски. То, что меня заметили, просто оправдание. Я хотела их убить! Каждый их крик боли был для меня словно музыка.
— Ты была напугана и измучена, а тут еще новость о гибели родителей. Вряд ли любой другой маг на твоем месте смог бы сдержаться. Да и немаг — тоже.
— Но это была я!
— Оставь это нелепое самокопание. — Я обнял девушку. — Ты спаслась, и это главное. Думаешь, те патрульные тебя пощадили бы?
Некоторое время Эйвилин робко пыталась вырваться из моих объятий, но вскоре успокоилась и затихла.
— Ты знаешь подробности гибели моих родителей? — тихо спросила она.
— Все, что мне известно, — это то, что войска Совета Пяти штурмом взяли императорский дворец.
— Совет Пяти? — недоуменно подняла бровь Эйвилин.
— Так себя называют высокие лорды пяти старших домов, поднявшие мятеж.
— У Соленого озера на нас напали Белый единорог и Серебряная лилия. Кто еще?
— Ночная рысь, Ранняя листва и Пурпурный лотос, — пополнил я список девушки. — В Иллириене было настоящее сражение, город сильно пострадал. Точно о судьбе твоих родителей мне ничего не известно. Много слухов о смерти твоего отца, но ни подтвердить, ни опровергнуть их я не могу. Возможно, твои родители еще живы.
— Надежда — глупое чувство, — понурила голову Эйвилин.
Мои губы сами сложились в усмешку:
— Я сказал те же слова, узнав о твоей возможной гибели. Но вот ты, сидишь предо мной. Не отчаивайся раньше времени и никогда не сдавайся!
Страх опять подкрадывался к ней тягучим, сводящим с ума болотом. Не в силах терпеть эту пытку, она вскрикнула и побежала. Прочь, в ночь, в пустоту, как можно дальше отсюда. Ничего не в силах разобрать в кромешной темноте, она на ощупь пробиралась по лесу. А страх догонял, тянулся к ней бесплотными щупальцами, стремясь окутать, опутать и растворить в себе…
В этот раз Эйвилин проснулась, едва сдержав крик. «Это сон. Просто плохой сон», — прошептала она, приходя в себя и оглядываясь. Ночные кошмары уже стали ее постоянными спутниками, но этот был особым, напомнив почти позабытый случай из детства.
Несмотря на крайне натянутые отношения со старшим сыном Артисом и откровенную неприязнь к его жене Весмине, свою внучку Элберт VI любил. До его трагической гибели Эйвилин по меньшей мере один из месяцев в году проводила с дедушкой.
Элберт VI оставил о себе противоречивую память. Одни вспоминали его правление со страхом, другие — с восхищением называли эти годы временем величайшего расцвета империи. Вступив на трон в весьма зрелом возрасте, Элберт VI больше века стоял во главе империи. Именно он начал планомерное наступление на слишком уж разросшиеся привилегии старших домов. Реформатором назвали его одни, нарушителем устоев — другие, но Эйвилин запомнила дедушку просто уставшим эльфом с грустными глазами и теплой улыбкой. За величие и расцвет империи император сполна заплатил собственным семейным счастьем. Первая, нежно любимая, жена, с которой он прожил добрую половину жизни, тихо угасла, устав бороться со страшным приговором целителей — бесплодием. Вторую жену предали смерти за измену всего через год после свадьбы. Наконец, был третий брак в достаточно почтенном даже для эльфов возрасте. Третья жена, которая годилась ему по возрасту даже не в дочери, а во внучки, подарила Элберту VI долгожданных сыновей — сначала одного, а затем и второго. Но Элберт VI уже слишком давно был императором, чтобы стать хорошим семьянином. Не выдержав последовавшей за рождением наследников холодной отстраненности императора, молодая императрица покончила с собой.
Затем ссора со старшим сыном и лишение его прав на трон. Они были слишком похожи — отец и сын, — но по-разному смотрели на многие вещи. И были слишком горды и упрямы, чтобы прийти к согласию.
Никто так и не узнал, как охрана умудрилась потерять внучку императора, возвращавшуюся из столицы к родителям. Искала ее тогда целая армия во главе с лучшими магами, и нашли только через два дня: голодную, заплаканную, совершенно не помнившую событий последних дней, но целую и невредимую. Девушка до сих пор помнила слезы в глазах матери…
Несмотря на очередной кошмар, Эйвилин почувствовала себя гораздо лучше, чем вчера. Первые три дня она провела в постели, практически не вставая. Все это время Леклис неотлучно был рядом с нею, превратившись в заботливую сиделку. Он даже спал здесь, устроившись в большом кресле. Увидь это кто-то посторонний — не поверил бы собственным глазам: столько тепла и заботы было в том, кого часто называют суровым и нередко — жестоким.
Еще немного полежав в постели и окончательно прогнав видения ночного кошмара, Эйвилин встала. Наскоро умывшись, она посмотрела в зеркало. В нем отражалась бледная, похудевшая девушка с ввалившимися глазами и растрепанными светлыми волосами.
— В гроб и то краше кладут, — сказала отражению Эйвилин, пытаясь привести прическу в какое-то подобие порядка. В подобных мелочах было ее спасение. Она уже давно обнаружила, что любое, пусть и незамысловатое, занятие приносит ей некоторое облегчение. Смерть Гленлина и весть о гибели родителей породили ощущение беспомощности. А при воспоминании о той яростной и жестокой расправе над заметившим ее патрулем она испытывала отвращение к себе — своей слабости и силе.
