Отступив назад, я нагнулась и достала из-под кровати подаренный Якиром меч.
-Встань на колени.
Он встал, пытаясь сдержать улыбку, а я положила лезвие на его плечо и закрыла глаза. Мрачные стены Архива, своды законов, книга формул… Когда-то, протестуя внутренне против реальности, я усердно учила священные слова, представляя этот самый миг, и никогда не веря, что он действительно настанет. Перед мысленным взором поплыли ровные строки:
-Ту атровэра мирриэн, – как я не старалась, в голосе скользнула нота горечи и раздражения. – Эн варэ мэне фэ орро тай Кээль эстенотор ти таминэ дээт кэнно! То парра андасэ кирээ: корвет вэн корвете, саффо вэн саффае, ти ранос афосор, минорэ лет корвет Тарр![1] Ныне, властью данной мне по праву наследования и Крови, я нарекаю тебя герцогом Белого замка и беру в мужья. Да дарует тебе Господь мудрость и силу, и да благословит все деяния рук твоих на благо моего народа, – опустив клинок, я положила ладонь на его голову и торжественно добавила. - Встань! Отныне я даю роду своему новое начало и новую кровь, и клянусь жизнью, что мои дети и дети детей моих восстановят прерванное и сохранят древо.
Произнеся последние слова, я вздрогнула. По сердцу разлился холод и перед внутренним взором, как и несколько лет назад, мелькнули едва уловимые тени грядущего. Недоброе предчувствие издевательски прокралось в душу, заронив сомнение в правдивости собственной клятвы. Вспомнились слова маленького Поля: «отрекшийся вернет наследие, и к усеченному древу привита будет иная ветвь». Правильно ли я истолковала данное через мальчика указание? Была ли надежда, что оно относилось только к нему? Впрочем, так или иначе, совершенное ныне могла теперь исправить только моя смерть.
В воздухе пахло осенью. Листья желтели, вяли, и падали на землю, превращаясь в серо-бурую грязь. Заканчивал дни октябрь. Прошло четыре с лишним года с того дня как моя жизнь изменилась. Я стала женой и матерью. Наша семья увеличилась и теперь вместе с Полем, которому вскоре должно было исполниться семь, играл маленький Эллад Валлор – ему уже было три с половиной, а в белой резной люльке спал новорожденный Карле.
За бесконечными хлопотами и заботами, тоска по родине стала обыденной частью повседневной жизни. Я привыкла, смирилась и была довольна, как человек, получивший, наконец, то, к чему стремился. Дни тянулись и летели одновременно. Труд материнства оказался не менее тяжел и ответственен, чем управление государством. К счастью, беременность и роды не оставляли на мне никакого следа и давались удивительно легко - для женщин нашего рода это было редкостью.
Марк меня очень любил, буквально носил на руках и, судя по всему, не желал задумываться о будущем. А конец нашего безоблачного счастья неумолимо приближался. Я все чаще поднимала вопрос о предстоящем возвращении в Королевство. Муж слушал, кивал, уверял, что помнит и тут же обо всем забывал. Как могла, я старалась его подготовить: учила владеть оружием, заставила брать уроки верховой езды, рассказывала по вечерам Историю, благо знала ее почти наизусть, цитировала законы. Я настояла, чтобы дома мы общались между собой только на разговорном языке Королевства, поэтому вскоре старшие сыновья говорили на нем так же легко, как и на греческом, а Древнее наречие, по крайне мере, понимали.
Иногда казалось, что мальчики воспринимают меня более серьезно, чем их отец. Не смотря на то, что в общих чертах я рассказала Марку о событиях, которые произошли за время нашей разлуки, он старательно продолжал видеть во мне любимую женщину, жену, мать своих детей, только не ту, кем я на самом деле являлась. Это тревожило и огорчало, поскольку сулило неминуемые проблемы в будущем.
От Поля мы не стали скрывать историю его рождения, но об Анике я рассказала ему лишь однажды, дав понять, что больше касаться данной темы не буду. При всем желании оградить сына от вопросов, связанных с его статусом, это не представлялось возможным: Поликарпу следовало с детства уяснить, что его младший брат является единственным и неоспоримым наследником.
Что касается самого Эллада, то он был плоть от плоти нашего рода и чертами лица пошел в своего деда, короля Лирдана. А вот Карл, которому исполнилось всего шесть месяцев, уже существенно отличался от детей Ведущей линии: мальчик был смугл, как его отец, и являлся практически его копией. В отличие от братьев, младший сын был очень своенравным. С ним я испивала полную чашу проблем, которые в свое время достались на долю Карла и Кристиана. Тетя Мари, которая еще застала рождение внука, недоумевала, откуда у «такого красивого ребенка, настолько сложный темперамент». К счастью, она не знала, каким наказанием была в детстве я… По конец жизни, свекровь стала совсем прозрачной, но, несмотря на это, помогала нам, чем могла. Она была поистине святой женщиной, и довелось очень многому у нее научиться. Прежде всего, терпению.
Не проходило и вечера, чтобы я не думала и не вспоминала о своем далеком Королевстве. Тоска по братьям переросла в тупую ноющую боль где-то глубоко в сердце. А впереди предстояло решить столько проблем! По расчетам, до Песни ветра оставалось чуть больше трех месяцев. Время еще позволяло не думать о грядущих переменах, но как не старалась я успокоиться, страх перед будущим лишал сна и покоя.
Впервые с того дня как очнулась после ранения, в моих кошмарах появился Миэль. Князь был молчалив и задумчив, но от его взгляда исходила всепоглощающая ненависть. Списывая эти видения на подсознание, я внутренне старалась подготовить себя к тому, что отмеренные дни счастья медленно и неотвратимо подходили к концу.
***
Карле плакал почти всю ночь, закатываясь каждый раз, стоило мне отойти от его кроватки. Только под утро, часам к пяти, он заснул достаточно крепко, чтобы я смогла наконец-то покинуть детскую.
Сквозь тонкий тюль светила белая луна. Рассеянный свет ложился веером на пол и подножие кровати, вычерчивая тени от небрежно брошенных тапочек. Муж и маленький Эллд мирно посапывали, разметавшись на простыне. Поправив сползшее одеяло, я осторожно легла на самый край и со вздохом закрыла глаза. Усталость мгновенно унесла прочь…
Тихий, настойчиво повторяющийся стук, развеял смутные картины сна. Поморщившись, я перевернулась на другой бок: вставать не хотелось.
-Ли… - Марк что-то проворчал и снова затих.
Приподнявшись, я нехотя взглянула на электронный циферблат: было почти шесть утра, слишком рано для визитов.
После довольно долгой паузы, стук повторился уже чуть громче. Нахмурившись, я соскользнула с постели и медленно вытащила из-под матраса меч. Привычка не расставаться с оружием была так глубока, что даже спокойные годы не смогли ее ослабить.