Помощи никому не требовалось. Кроме бродячих деревьев и менгиров. Деревья оказались повалены. Менгиры… в основном тоже. И подняться они не могли.
Я вздрогнул.
И вздрогнул еще раз — подойдя к древнему Дереву.
Из земли, цепляясь за корень Праотца, торчала человеческая рука до локтя — длинная, кожистая, зеленоватая, вместо ногтей — обломанные, кровоточащие когти. Таких рук не было ни у кого в Дыре.
Рука чуть подергивалась.
Наверху еще потрескивали синие искры.
Что-то в этой руке будило во мне животное. Мне хотелось бежать от нее с воплями. Мне хотелось взять топор и изрубить ее. Ни того, ни другого я не сделал. У меня сложилось впечатление, что Праотец-Дерево наблюдает за мной, сильно нахмурившись, возможно, даже обвиняя меня в том, что я разбудил тварь с рукой.
— Я ухожу, — сказал я. — Понимаю, что ты чувствуешь. Мне надо своего собственного гада утихомирить.
Я отступил, кланяясь через три шага на четвертый.
— Это еще что за спектакль?
Я обернулся. На меня пялился Одноглазый. Явно решил, что у старика Костоправа в очередной раз крыша поехала.
— Так, с Деревом болтаю. — Я оглянулся. Все уже встали, хотя многих здорово пошатывало. Наименее пострадавшие отправились помогать бродячим деревьям. Упавшим менгирам уже не помочь. Они уходят туда, куда уходят разумные камни. Потом их найдут поставленными прямо среди других мертвых менгиров у ручья.
Я вернулся к Госпоже и Душечке. Душечка приходила в себя медленно и была слишком ошеломлена, чтобы вступать в разговор.
— Все в порядке? — спросила Госпожа.
— Кроме того парня под землей. Но ему немного не хватило. — Я описал руку.
Госпожа кивнула:
— Эту ошибку повторят не скоро.
Вокруг уже собрались несколько человек во главе с Молчуном, поэтому почти все, что мы могли сказать, прозвучало бы подозрительно.
— И что теперь? — все же прошептал я.
На заднем плане Ильмо с Лейтенантом вопили, что надо принести факелы и работать при свете.
Госпожа пожала плечами:
— Что со Взятыми?
— Хочешь их поискать?
— Ты что?! Но мы же не можем пустить их разгуливать по нашему двору. Никто не скажет…
— Менгиры проследят за ними, разве не так?
— Зависит от того, насколько зол старик. Может, после нынешнего он готов отправить нас всех в ад курьерской почтой.
— Тогда выясни.
— Я пойду, — пискнул Гоблин. Ему требовался повод оказаться от Дерева как можно дальше.
— Только не на всю ночь, — предупредил я. — А вы что стоите? Помогли бы лучше Ильмо с Лейтенантом.
От большинства я избавился. Но не от Молчуна.
Отогнать Молчуна от Душечки мне не удастся, хоть в лепешку расшибись. У него сохранялись подозрения.
Я растирал Душечке запястья, делал прочие глупости, в то время как лечило ее время.
— Семьдесят восемь дней, — пробормотал я через несколько минут.
— Вскоре станет слишком поздно, — ответила Госпожа.
Я поднял бровь.
— Без нее нам его не одолеть. А скоро наступит срок, когда она никаким способом не сможет добраться до места вовремя.
Не знаю, что понял Молчун из этого диалога. Знаю только, что Госпожа подняла на него глаза и чуть улыбнулась — как всегда, читая чьи-то мысли.
— Нам нужно Дерево. — И мне: — Мы не закончили наш пикник.
— А?
Она отошла на пару минут. Вернулась с окончательно измызганными одеялами и корзиной.
— Смотри за ловушками, — посоветовала она, таща меня за руку в ночь.
Что за игру она затеяла?
Обломком лодки взошла луна. До этого мы не рисковали уходить далеко — звездного света для безопасности не хватало. Когда луна встала, Госпожа повела меня в обход к тому месту, где упали Взятые. Остановились мы на безопасной, хоть и песчаной прогалине. Госпожа расстелила одеяло. Мы находилось вне безмагии.
— Садись.
Я сел. Села и она.
— Что?..
— Молчи.
Она закрыла глаза и ушла в себя.
Интересно, оставил ли Молчун Душечку ради слежки за нами? И отпускают ли о нас грязные шуточки мои товарищи, поднимая бродячие деревья? И в какую адову игру я впутался?
«Ну, кое-чему ты научился, Костоправ».
Потом я заметил, что Госпожа вернулась из того транса, в который ушла.
— Удивительно, — прошептала она. — Кто бы мог подумать, что у них хватит смелости?
— Что?
— Наши летучие друзья. Я ожидала Шепот и Хромого, судя по их старым грехам. Но это Волдырь и Ехидный. Хотя ее мне следовало подозревать. У нее большие способности к некромантии.
Она снова размышляла вслух. Часто ли с ней такое бывает? Если часто, то она не привыкла иметь под боком свидетелей.
— Что ты имеешь в виду?
Она не обратила внимания.
— Но сказали ли они остальным?
Я вслушался и сложил кое-что вместе. Прозрение Госпожи — три возможных будущих, и ни в одном нет для нее места. Быть может, это значит, что и Взятым там места нет. Быть может, они решили взять будущее в свои руки, избавившись от своей повелительницы.
Легкие шаги удивили меня, но не слишком. Я решил, что это Молчун решил за нами пошпионить. И оказался потрясен, когда рядом с нами села Душечка. Одна.
Как я не заметил возвращения безмагии? Отвлекся, наверное.
— Они еще не выбрались из кораллов, — продолжала Госпожа, словно не замечая Душечки. — Это занятие медленное, а они оба ранены. Коралл, конечно, не может их убить, но доставляет сильную боль. Пока они лежат и ждут рассвета.
— И?
— Они могут не выйти с равнины вовсе.
— Душечка читает по губам.
— Она уже знает.
Ну я ведь тысячу раз повторял, что девочка умница.
Думаю, именно это знание побудило Душечку занять место по другую сторону от меня.
О да.
Оказалось, что я играю роль переводчика.
Проблема только в том, что записать эту беседу я не могу. Кто-то потом подправил мою память. У меня выдался только один случай сделать заметки, но теперь и они для меня потеряли всякий смысл.
Шли какие-то переговоры. Сохранилось чувство глубокого изумления — Душечка желала заключить сделку. Госпожа — тоже.
Они достигли соглашения. Хрупкого, конечно, потому что в пределах безмагии Госпожа потом держалась все время рядом со мной — чаще за моей спиной. Очень мило — изображать живой щит… А Душечка держалась рядом с Госпожой, чтобы та не воспользовалась своей силой.
Один раз она ее все же отпустила.
Но я чуть забегаю вперед. Вначале мы вернулись, никому не сказав о встрече. Мы с Госпожой возвратились чуть позже Душечки, стараясь изобразить последствия сердечного и бурного свидания. Завистливые взгляды доводили меня до смеха.
