– Понятно, враг опасный… – вздохнул Андрей.
– Вот упырий царь остатки деревни и сожрал. Всех, окромя тех, кто в тот час отлучился. Вернулись мы – ан нет никого живого, кончились. Девка одна издалека видела, как их, того, рвали. Обезумела совсем, ее скоро мытник поймал. Сцапал с ходу, поднял в воздух да оземь и бросил. Она кости поломала, ни убежать, ни брыкаться не могла – он ее и жрал, пока не насытился. Недавно Патера так же подловили. Вышел рано, пока сумерки. Его тварь одна углядела, кинулась сзади, а он заметить не успел. Подкинула опять в воздух саженей на пятьдесят да и отпустила. И бердыш не помог… Потом мы его забрали.
– Как же вы живете?
– Днем прячемся, – пожал плечами Энвин. – Ночью за едой выходим, печь топим, делаем, чего надо. А к рассвету – снова в погреб. Токмо на одном месте сидеть нельзя, заметить могут. Царя приведут. Тогда все сгинем, разом. Вот и бегаем часто из деревни в деревню, чтобы не знали, где нас ловить.
– А едите что? При такой жизни ведь ни пахать, ни сеять невозможно.
– Рыбу ловим. Ты, кстати, сети проверять умеешь?
– Не знаю, не пробовал.
– Я мыслю, с пустыми руками к тупому пасечнику идти нельзя, там еды точно нет. Рыбу нужно забрать.
– За что вы его так дразните, пасечника?
– Тупым? – Энвин тихонько засмеялся. – Это не пасечник тупой, а место. Бортник у нас когда-то жил. И был как раз зело сообразительным. Он у старой oбалки камнями русло засыпал, иву посадил, воду из ручья по трубам деревянным отвел. А сам в овраге том дом поставил, улья соорудил, загородился со стороны озера. Сказывали, у него там ветра нет совершенно, пчел никуда не сносит, зимой не вымораживает, да и в избе теплее. Тем и жил. А прозвали – потому как место тупое, тупик. Тепло там завсегда в ветреную погоду, это да. Но коли мытники заметят, то плохо будет. Бежать оттуда некуда. Склоны крутые, леса в овраге нет. Один путь: по балке до воды, а уж потом в стороны, к березняку. Но недолго передохнуть можно. Так умеешь с сетями работать?
– Покажешь, как надо – сделаю.
Проверять опущенную под лед сетку оказалось совсем не трудно. После того, как на селение опустилась мгла, Энвин убрал маскировочную ткань, они закинули бердыши за спину, словно ружья – для этого-то ремень и служил, – и двинулись на озеро. Как парень ориентировался в темноте, Андрей совершенно не представлял – но лунки они нашли без труда, разбили в них лед.
– Бери веревку и трави, пока я тяну, – пояснил Эивнн. – Потом ты потянешь и затащишь ее обратно под лед.
Вот и вся хитрость. С одной стороны рыбак снасть вытягивает, раскладывает, проверяет, вынимает добычу. Потом помощник затаскивает ее обратно. Молодые люди управились меньше чем за полчаса, после чего Энвии, подвесив рядом с бердышом тяжелый кожаный мешок, быстро зашагал через озеро. Час пути – и они вошли в темную расселину, что начиналась от самой воды и уходила куда-то в глубь леса. Вековые сосны стояли у самых склонов, отчего овраг казался вдвое глубже, чем на самом деле. Глаза Андрея к этому времени уже успели привыкнуть к темноте, но пока он различал только общие контуры. Достаточно, чтобы не врезаться в стену, по слишком мало, чтобы узнать, как эта стена выглядит.
Внезапно впереди послышался истошный крик. Эивип ругнулся, бросил мешок, сдернул из-за спины бердыш, ринулся вперед. Новик тоже схватился за оружие. Но вот мешок подобрал: попробуй, найди его потом.
До дома бортника пришлось бежать метров двести. Им оказалось строение размером с пятистенок, с высоким цокольным этажом и несколькими окнами. Цоколь светлый, сруб темный, окна еще темнее – рассмотреть его снаружи подробнее Андрей не смог. А вот внутри горел огонь – небольшая масляная лампадка. Только теперь новик увидел остальных уцелевших жителей деревни. Помимо таких же молодых, как он, Энвина и Марты, здесь были двое мужчин – лет сорока, кудрявых, круглолицых, бритых, похожих друг на друга, и еще одна женщина немногим их моложе. И она самым натуральным образом рожала! Естественно, с криками и плачем.
– Хорошо, не днем, – опустил бердыш Энвин. – А то бы нас быстро вычислили.
Печь уже полыхала. Улов – шесть лещей, щуку и двух средних судаков – тут же уложили в топку, в сторонку от огня. Похоже, еды люди ждали с куда большим нетерпением, нежели нового дитя. Женщина страдала – но ее спутники постоянно поглядывали в сторону печи.
Крики усилились, начались роды. Мужчины по могали, принимая ребенка, Марта держала женщину за руку. Несколько усилий, сопровождаемых воплями, – и на приготовленной тряпочке оказался сморщенный, как черносливина, малыш, тут же недовольно заголосивший.
– Мальчик, – шепотом сообщила Марта. – Инни, у тебя мальчик.
– В честь такого случая ей полагается щука, – предложил один из мужчин. Никто спорить не стал.
Рыбу достали, поделили. Андрею достались судаки. Он быстро их проглотил и от усталости и приятного теплого чувства в животе уснул сидя, привалившись спиной к наружной стене.
Проснулся он уже на боку, от приглушенного, но яростного спора. За узким окном цокольного этажа, больше похожим на лоток для улья, опять светило солнышко, искрился снег. Благодаря этому и в укрытии было довольно светло. Инни покачивалась, прижимая к себе ребенка, один из мужчин сидел рядом с ней, обнимая за плечи, другой отбивался от нападок Энвина.
– Мы должны от него избавиться! – яростно требовал паренек. – Немедленно! Он нас выдаст! Нужно отнести его в лес и забыть. Нам сейчас не до детей!
– Как можно-то?! – шипел в ответ мужчина. – Это же дитя малое, невинное! Чем оно в твоих страхах виновато?
– А как оно кричать начнет, титьку просить, али оттого, что мокрое, – как его остановишь? Да нас по этому крику враз опознают!
– Тебе этих мытников мало, Энвин? Мало тех, что из иных детей появились? Хочешь и этого в нежить превратить?
– Но он погубит нас всех! Погубит! Марта, а ты чего молчишь? Скажи им, надо выбросить младенца!
– Я не знаю, Энвин, – отвела глаза девушка. – Он же не виноват. Сделаем еще одного мытника – на нас грех будет.
– Но он кричит! Он без вины, просто кричит! Кричит! Вякнет еще раз – и сюда тоже эти голодные твари прилетят. Пока вы тут думаете да гадаете, они в любой миг появиться могут. Выбрасывать его нужно. Немедля.
– Как выбрасывать? Как мы без детей? Тогда и самим жить ни к чему. Можно самим к мытникам уходить. Зачем жизнь наша, коли детей после себя не оставим? Чего ради мы тогда мыкаемся?
– Мы жизнь свою спасаем!
– Да зачем, если она все едино с нами прервется? Жизнь затем, Энвин, дается, чтобы в детях ее продолжать!
– Ты чего, Энвин, немецких сказок на ночь начитался? – не выдержал и Андрей. – Как можно ребенка маленького, беззащитного на съедение оставлять?!
