…– Вставай, хорош валяться.
Веки стали тонкими, хрустящими, как старый пергамент. Сквозь них было видно багровое марево, пляшущее пятно света в трясине жирного мрака.
Наверняка факел.
– Ну? Долго мне ждать?!!
Последовал чувствительный пинок в живот. Высохшая кожа треснула, и боль, юркой змейкой обвивая позвоночник, рванулась к голове. В старые добрые времена… Да, тогда он бы стер мучителей в пыль, а пепел развеял по ветру. Но теперь…
Сам был не более, чем пылью.
Он открыл глаза и, щурясь на свет – от которого уже давно отвык –– огляделся. Высоко над головой смыкали объятия стены, сложенные из кусков кровянистого гранита; естественно, ни намека на окна – ну да и откуда они в подземелье… А в двух шагах настороженно замер нынешний палач: в руке – факел, лицо скрыто в тени глубокого капюшона.
Ха! Можно подумать, он не знает, кто это… Мальчишка, глупый и самонадеянный, но, как ни странно, победитель. Враг, который скрывал свои истинные намерения под маской покорности. Враг, которого следовало бы обратить в пепел… Следовало бы…
Злость поднималась темной, душной волной. На тех, кто заставил столько лет пролежать в подобии сна, на самих себя – оттого, что не прознали, проморгали, как самые распоследние дураки. Перед мысленным взором тлели угольками заветные врата, казалось, переступи порог – и вот она, свобода.
– Даже не думай об этом, – прошипел враг, – даже не думай… или у тебя совсем усохли мозги?
А он был прав. Кем он станет, приняв истинный облик? Сила, что полнила до краев, куда-то делась, утекла через незаметную щелку.
– Ты соизволишь, наконец, подняться? – теперь голос мучителя был подобен сладкому яду.
Зачем я тебе? Зачем ты принес меня в свое подземелье?
Кряхтя от напряжения и слушая, как скрипят суставы, он начал медленно вставать. С трудом разогнул закостеневшую спину. Повернулся к врагу лицом.
– Просто замечательно. На, вот, накинь. Мало удовольствия на тебя, голого, смотреть.
И, пока он пытался негнущимися руками накинуть на плечи шерстяной плащ, мучитель принялся расхаживать из угла в угол.
– Скажи-ка, ты хочешь отомстить тем, кто тебя уложил на каменное ложе? Можешь не отвечать, сам вижу, что не прочь снести пару голов. Править должен сильнейший, и на самом деле договор мало кому нужен.
А, вот как мы заговорили? Что ж, забавно… и любопытно.
Плащ, наконец, занял свое место.
– Молчишь? – враг хмыкнул, – за то время, пока вы провалялись под курганами, многое изменилось. Я изменился, чуешь?
О, да. Наглец стал могущественным – настолько, что, даже при старых силах было бы опасно сразиться с ним в открытую.
– Да, я силен. Но не настолько, как тебе кажется, – капюшон всколыхнулся, так, словно его обладатель нервно дернул головой, – к тому же, Бездна распорядилась так, что принадлежа к одному поколению, мы не можем убивать друг друга. Вот для этого я и разбудил тебя, надеюсь, ты не будешь возражать…
И презрительно хмыкнул.
Что ж, слушать становилось все интереснее и интереснее. Даже никому из старших не приходило в голову править единолично.
Он вдохнул поглубже и, с трудом ворочая высохшим языком, прохрипел:
– По… сему… ты думаес… сьто я буду тебе подсинясся?
Получилось не ахти как, но если прикинуть, сколько лет пришлось хранить молчание мертвых…
Враг хохотнул, при этом взмахнув факелом в опасной близости от лица.
Ага, ты уже и огня-то начинаешь бояться. Плохо дело, плохо…
И подошел совсем близко, почти вплотную.
– Ты можешь отказаться. Тогда я убью тебя прямо здесь, и поищу кого-нибудь более сговорчивого. Думаю, таковые найдутся, из пятерых оставшихся.
Он опустил голову. Да, и в самом деле нет смысла отказываться. К тому же, это прекрасный шанс действительно отомстить – а затем повернуть события в свою пользу.
– Согласен, значит? Вот и прекрасно.
– Сь… Что… я долзен делать?
– О, тебе уготована благородная, можно сказать, доля. Ты будешь проповедовать людям…
Горло исторгло злое шипение. Нет, эта отрыжка Бездны и в самом деле издевается! Предлагать ему роль проповедника? Да еще и принудить идти к тем, кого он презирал всем своим существом? Хотя, может быть, чуть меньше, чем палачей, его усыпивших…
– Да-да, людям, – из-под капюшона выглянула мерзкая ухмылочка, – ты будешь проповедовать им счастье свободной жизни. Поверь мне, ныне живет достаточно недовольных положением вещей, и они будут не прочь изменить его. Ну так вот, ты станешь мудрецом, и слова твои упадут в унавоженную почву. И это будет сделано руками простых смертных, а там, где их силенок окажется маловато, пустишь в ход то, что осталось от твоей «божественности».
Он недоумевал. Быть может, его мучитель не в себе, если ему в голову пришли такие мысли? И, стараясь говорить как можно разборчивее, он просипел:
– Людям не под силу… справиться с детьми Бездны. А я слишком слаб.
– Не трясись, управитесь. Есть у меня кое-что для тебя… Вот, забирай и иди.
Он недоуменно посмотрел на свои руки, похожие на лапы хищной птицы.
Идти – в таком виде? Но его же убьют. Да-да, в таком состоянии даже мужику-хлебопашцу не составит труда…
– Мне нужна купель, – горло с трудом выталкивало слова.
– Перебьешься, – весело ответил мучитель, – так ты мне куда больше нравишься. Да и пророк выйдет просто замечательный. Этакий изможденный пустынник…
– Меня убьют до того, как я им стану! – в отчаянии прохрипел он.
– Не убьют. Люди падки на чудеса, ведь их так мало нынче!
Было похоже на то, что ему действительно придется брести по дорогам в таком вот виде.
Но я же все равно начну восстанавливаться… Только сколько лет уйдет на это? Без купели, без силы Первородного пламени? Впрочем, торопиться некуда.
Он осторожно принял из рук врага чудесное оружие, сжал его в раздражающе хрустящем кулаке.
– Если я все сделаю… Что мне за это будет?
Короткий смешок.
– Я оставлю тебе жизнь. Разве этого недостаточно?
…Тирорин Элнайр спал. И после того, как рукотворные камни замолчали, он увидел Гиллею. Как тогда, с поломанной домрой, в старом, латаном плаще. Она пришла – и ушла, но напоследок заглянула в лицо и прошептала:
– Ты обещаешь?
* * *
– Мы победили… Победили!
Тэут-Ахи раздраженно обернулась: Дха-Тор и Эа-Ном исполняли древний танец великих воинов, разумеется, на останках поверженных врагов. Бешеная пляска пламени, по-иному и не назовешь…
Но разве мы – не боги огня?
Она еще раз оглядела черные угли, оставшиеся от двух предателей, почувствовала, как под броней разливается горячее удовлетворение…