— Пусть они накажут меня, — перекрикивая вой толпы, надрывался Толман, — пусть покажут свою силу! Если же они не могут наказать даже одного человека, то они слабы! А слабые боги мне не нужны! Мне достаточно одного Бога! Сильного Бога! Вот он точно сможет…
Обгорелый труп Тыхмука продолжал чадить, наполняя шатер едким дымом. Вожди вскакивали со своих мест и выбегали на улицу. Кубык, воспользовавшись неразберихой, достал из-под полы халата жертвенный нож. Крадучись, зашел за спину Толмана и замахнулся. Карачун, протиравший слезящиеся глаза, не заметил движения верховного шамана. Но нанести удар Кубык не успел — жердь, поддерживающая крышу шатра, вдруг соскользнула и, пробив лысую голову верховного шамана, пригвоздила его к земле. Толман стремительно обернулся. Краем глаза он успел заметить, как из обессиленных рук шамана вырвался остро отточенный жертвенный нож.
— Бог спас меня! — во весь голос закричал Томан, привлекая внимание вождей не успевших покинуть шатер. — Мор!!! Мор!!! Мор!!!
Расталкивая вождей, внутрь ворвались охранники хана. В их сопровождении Толман выбрался на улицу. Оказавшись на свежем воздухе, хан приказал разобрать шатер. Когда шкуры были сняты, все увидели нанизанного на жердь верховного шамана.
— И где же его хваленые боги? Почему они не защитили своего слугу? — воздев руки к небу, вопросил Толман. — Потому что мы не нужны им!
По его знаку принесли статуэтку Мора. Следом привели десяток рабов. Потоки крови залили статуэтку, которая выросла на глазах изумленных вождей.
— Мало! — неудовлетворенно крикнул Толман. — Режьте всех! За спасение своей жизни я готов щедро платить!
Словно в подтверждении этих слов идол Мора захохотал, земля содрогнулась, а вожди и старейшины вслед за Толманом попадали ниц перед новым божеством.
* * *
На следующее утро совет назвал Великого Кагана объединенной печенежской орды. Им единогласно избрали Толмана, достойнейшего сына степей. Хан ликовал: почти все, что обещал ему бог, свершилось. Еще год назад он не мог даже и мечтать о такой власти. Первым делом Толман поспешил провозгласить Мора богом и покровителем всех печенежских племен, а себя — его верховным шаманом. Отныне и вовеки веков Мор должен был почитаться выше всех иных богов. Толман обязал старых жрецов поставить во всех стойбищах идолы нового печенежского покровителя, коих ежедневно приказал поить жертвенной человеческой кровью. Всех недовольных и несогласных с новыми устоями (а таких было немало) Великий Каган приказал не жалеть и, немедля принести в жертву Мору. Кровожадный Хозяин Толмана, находящийся в тот момент где-то далеко на севере, не замедлил похвалить расторопного слугу, явившись ему во сне. Он одобрил начинания хана и пообещал любую возможную помощь. Силы Мора стремительно восстанавливались, однако до былых возможностей он еще не дорос. Воодушевленный Толман принялся готовить свой первый серьезный набег. Главная цель Толмана конечно же Киев, столица презренных землепашцев. Однако хан до сих пор не мог решиться напасть на нее. Даже имея под рукой столь многочисленное войско, он боялся, что его силы все же уступает ежегодно возрастающей мощи Киева.
— А если попробовать заручиться поддержкой ромейского базилевса? — вдруг подал мысль Карачун. — Ваш благословенный родитель всегда держал Царьград про запас!
— А ведь ты прав! — радостно воскликнул Толман. — Как это я выпустил ромеев из вида? Но кого послать со столь важным поручением?
— Если повелитель сумеет обойтись какое-то время без верного слуги… — ответил, кланяясь, Карачун.
Хан задумался:
— Мне будет не хватать тебя, Карачун. Но… Никто не справиться с этим лучше тебя!
— Я буду спешить! — заверил Толмана старик.
— Хорошо! — согласился хан. — Собирайся!
— И еще, — вкрадчиво сказал Карачун, — я бы предложил повелителю заслать в Киев лазутчика! Наш человек в княжеском тереме…
— Ты в своем уме? — набросился на слугу Толман. — Как наш человек может оказаться в Киеве, да еще в княжеском тереме?
— Он станет дружинником! — спокойно пояснил старый хитрец. — Разве у Владимира мало дружинников-печенегов? Пусть повелитель вспомнит хотябы о Дюсене, сыне хана Жужубуна…
— Постой, разве Дюсен не был заложником Владимира?
— Вначале так и было, но потом… Он даже сражался плечом к плечу с презренными пахарями против родного отца!
Толман презрительно скривился.
— Поступил бы он так, будь заложником? Ведь никто его не неволил!
— Да тот поход принес немало горя степным племенам! Я помню его…
— Так вот, — продолжал Карачун, — Владимир не брезгует принимать на службу иноплеменников, считая, что дружинная связь выше кровной! Поэтому его богатыри непобедимы! Надо послать одного из наших батыров, отобрать сильнейшего, ну и чтобы с головой был…
— Где же я такого найду? Сила — уму могила!
— Есть у меня один молодой батыр на примете, — признался Карачун. — И силенка есть, да и не дурак… вроде бы, — чуть помедлив, добавил он.
— Кто?
— Чурпак, сын погибшего Турана. Парень горит желанием отомстить за отца!
— Ты думаешь, он справиться? — засомневался Толман. — Уж больно молод!
— Справиться! — заверил повелителя Карачун. — Я постараюсь вбить в его голову все, что нужно!
— Тогда действуй немедля! — приказал Толман. — Времени у нас в обрез!
* * *
У Жидовских ворот с утра жизнь кипела как обычно, только стража была несколько не в духе, да глазами по сторонам зыркала больше обычного. Однако кто на них, на стражников-то, пялиться в такой час будет, разве что девки молодые, да незамужние. Скрипели подводы и телеги, ржали лошади, кто-то пытался пролезть без очереди, за что получил от стражи нагоняй. У зазевавшейся тетки убежала порося, и пока она её с визгом ловила — застопорилась вся колонна. Стражи ругались, пытаясь развести затор, но у них плохо получалось. Наконец поросенок был пойман, с тетки взяли штраф за нарушение порядка, и все пошло своим чередом. На рассохшейся скрипучей телеге, которую с трудом тащил облезший старый мерин с грустными глазами, сидели двое мужиков. В ожидании своей очереди они лениво трепали языками, перетирая недавние события.
— А у меня в Сосновке всю родню проклятые печенеги вырезали! — жаловался старик своему молодому попутчику. — Всю кровушку из них поганые выпили! Всех младенцев пожрали!
Голос старика дрожал, он то и дело смахивал наворачивающиеся на глаза слезы.
— И куда только князь со своими боярами смотрит? — подал голос его молодой спутник. — Будь моя воля я бы их всех к ногтю…
