— Прости меня, — снова попросил у Ростка Кейл.
Посмертные судороги дерева становились все сильнее, пока оно умирало. Толпа кричала, изумлялась. С корчащихся корней и веток срывались вспышки энергии. Там, куда они попадали, возникали непредсказуемые волшебные эффекты: у камней из мостовой вырастали ножки, и они убегали в толпу, с неба сыпались цветы, лошадь превратилась в мышь, одна из статуй, что стояли вдоль улицы — мантикора — ожила, и с ревом улетела в небеса.
Толпа запаниковала и побежала с площади. Вдалеке Кейл услышал громкий звук трубы. Приближался отряд селгаунтской стражи — скепторов.
Шейд хотел задержаться и убедиться, что Росток погиб, а потоки магии, которыми сопровождалась его гибель, не причинят настоящего вреда. Но он был нужен друзьям. На мгновение шейд застыл, разрываясь на две части. Биение серебристого сердца Ростка замедлилось. Кейл чувствовал его агонию.
— Эревис! — в его разуме прозвучал тревожный голос Магадона. — Ты нам нужен!
Тон, с которым прозвучало мысленное послание, встревожил Кейла.
Скепторы, с оружием наголо, быстро окружали его. Они были совсем рядом, на расстоянии броска ножа. Сержант посмотрел сначала на Кейла, затем на умирающий Росток, и замедлил шаг. Острием оружия он указал на Эревиса.
— Не двигайтесь, добрый сэр.
Росток рядом с ними загорелся. Серо–зеленый дым поднялся к небесам. Кейл вгляделся в окружавшие его лица и увидел…
Сефриса.
Мудрец глядел на него из толпы. Он покачал головой и пробормотал: «Дважды два — четыре…»
— Эревис! — снова позвал Магадон, и от отчаяния в голосе проводника у Кейла пересохло во рту.
Не обращая внимания на скепторов и Сефриса, шейд ступил в тень ближайшей статуи и призвал в сознание образ того зала, где обнаружил Росток Пряжи. Достал из ножен свой клинок.
— Не двигайтесь, я сказал! — приказал сержант.
Тьма сомкнулась вокруг Кейла. Скепторы двинулись на него.
Последнее, что он увидел, прежде чем переместиться — считающего что–то Сефриса.
Кейл возник среди теней святилища. Там, где раньше находился Росток, зияла зловещая пустота. От увиденного в дверном проеме шейд застыл на месте.
Истекающий кровью, с трудом дышащий Магадон лежал на полу. Он прижимал ладонь ко лбу коротышки. Джак, весь в крови, неподвижно лежал на коленях проводника.
Неподвижно.
Рядом стоял Ривен, наблюдая за ними, клинки безвольно висели в его руках. Выражение его лица было невозможно расшифровать — это мог быть сдерживаемый гнев, скрытое горе, или просто безразличие.
— Джак? — имя вырвалось наружу прежде, чем Кейл сумел удержать его. Он попытался пошевелиться, но тело не подчинялось.
— Джак? — снова позвал он, на этот раз громче.
Кейл знал, что его друг не ответит.
Горло Джака пересекала рваная рана. На полу рядом с коротышкой лежало его оружие. Он не дышал.
Как и Эревис.
— Я пытался спасти его… — Магадон закашлялся, поднимая взгляд. В его бесцветных глазах сверкнули слезы.
Кейл сглотнул. Перед глазами все расплывалось. Тело онемело. Он сумел сделать шаг, другой. И не мог оторвать глаз от друга, своего лучшего друга.
— Я уж решил, что ты пропустишь все веселье, — раздался голос. Голос Азриима. — Я так рад, что ты вернулся.
И только сейчас Кейл заметил слаадов. Они находились по другую сторону закрытого силовым полем дверного проема. Должно быть, поле создал Магадон. Барьер искажал находившееся с другой стороны, будто линза из дефектного стекла. Через него слаады казались раздутыми и искривленными, но Эревис разглядел ухмылку Азриима. Обе твари сжимали жезлы телепортации.
Кейл проигнорировал слаадов, вложил в ножны клинок и подошел к Магадону. Он присел и поднял тело Джака. Полурослик был… таким легким. Глаза коротышки были открыты, но ничего не видели. Кейл не мог поверить в то, каким невесомым, хрупким казался его друг. Неужели он всегда был таким маленьким?
Рубашка Джака смялась, и Кейл обнаружил, что по какой–то абсурдной причине расправляет ее. Он пытался не обращать внимание на приставшую к пальцам липкую жидкость. Эревис заметил, что Джак сжимает что–то в левой руке. Он осторожно разгонул пальцы — никогда прежде он не замечал, какими маленькими были руки Джака — и обнаружил драгоценную подвеску, служившую полурослику священным символом. Должно быть, Джак схватил ее перед самым концом. Глаза Кейла увлажнились, и он сомкнул ладонь друга на подвеске.
Он встал, поднимая на руки своего товарища, и отошел от дверей на несколько шагов. Казалось правильным, что они с Джаком должны быть отдельно от всех остальных.
— Посмотри–ка, — сказал Долган из–за барьера с насмешкой в голосе, — он наверное плачет!
Кейл не стал поворачиваться к слаадам, продолжая смотреть в зеленые глаза Джака. У него в голове пронеслись тысячи воспоминаний. В каждом из них Джак улыбался, смеялся, курил трубку. Кейл не мог вспомнить хоть раз, когда смеялся сам, если рядом не было Джака. Что он будет без него делать?
Скопившиеся в уголках глаз слезы потекли по щекам, упали на лицо Джака. Он стер их. Всхлипнул.
Его разум был пуст. Он хотел сказать что–то, что угодно, но не мог найти слов. Вместо них из глотки вырвался нечленораздельный животный звук, первобытное выражение невыражаемого.
Они через столькое прошли. Столько раз выживали. Неужели лишь затем, чтобы все закончилось вот так?
Он продолжал повторять про себя: «Как это возможно? Как такое может быть?»
Тело Джака остывало на его руках. Его лучший друг коченел. Эревис смутно осознавал начинавшую нарастать в нем ярость. Ярость исходила из самой сердцевины его души, пропитывала его, заставляя тело содрогаться. Вокруг кружились тени, будто маленькие огоньки мрака.
Ярость дала ему фокус, точку опоры, цель.
Слезы остановились. Всхлипы прекратились. Мир продолжил движение.
Он обернулся, встретился взглядом с Ривеном, не отвел глаз. Оба промолчали. Во взгляде убийцы Кейл увидел нечто, чего не видел ранее. Ривен тяжело дышал, из дюжины маленьких порезов на его теле текла кровь. Магадон все еще лежал на полу, пытаясь остановить кровотечение из ран в груди и животе. По тому, под каким странным углом торчала из колена его нога, Кейл видел, что та сломана или вывернута из сустава. Проводник был почти таким же бледным, как и его глаза. Его взгляд, хоть и стеклянный, был сосредоточенным.
У Кейла еще остались исцеляющие заклинания, но использовать их он не мог, не сейчас. Горе Эревиса было точильным камнем, заострявшим его ярость, затачивающим его ненависть. В нем не было исцеления. У него был лишь гнев. Он мог причинять лишь боль.
