Я сказал с нажимом:
– Вы рискнули в прошлый, когда поставили на меня!
Он скупо улыбнулся.
– Хотя тогда ставки были тоже достаточно высоки, однако положение наше было просто отчаянное. Сейчас не так.
Я развел руками и поднялся.
– Ладно, я свое предложение сделал. И высокие стороны, как говорят… или будут говорить, обменялись мнениями. В дружественной обстановке. Это всегда означает, что к единому мнению не пришли. К сожалению, должен покинуть вас, дорогой и любезный мастер Пауэр.
– Вы еще не навестили сэра Торкилстона?
– Сейчас заеду к нему.
Он проводил меня до выхода и сказал с чувством:
– Я счастлив и благодарю за доверие, что первым вы посетили меня.
Я ответил с улыбкой:
– Я деловой человек, как видите. Сперва дела, потом чувства.
Дорога в сторону порта стала втрое шире, крупные породистые волы тяжело тащат доверху груженные подводы, одну за другой, одну за другой, везут доски и бревна, ящики с гвоздями, мотки добротной блестящей проволоки. Я не поверил глазам и даже придержал коня, возница посмотрел на меня без особого интереса.
– Хорошая проволока, – сказал я. – Такая и на кольчугу бы сгодилась!
– Сгодилась бы, – ответил он равнодушно.
– Так почему не?..
– А кому они нужны? – сказал он еще равнодушнее.
– Кольчуги? – переспросил я в великом изумлении.
– Ну да, они самые, – ответил он. – Этой проволоки здесь заказывают много. Кто заказывает, для того и делают.
С пригорка открылся вид на море. Дорога пошла по прямой через сад Амелии. По бумагам это мой сад, как и моя земля, но из меня садовник, как и огородник, круче некуда, яблоню от груши не отличу. И сейчас издали только отметил, что сад стал намного ухоженнее, уже не дикий, не запущенный, а в самом деле сад.
По обе стороны дороги предусмотрительно поставлены высокие заборы на прочных столбах. Я ехал по обочине, обгоняя телеги, ноздри щекочет запах ранних яблок, абрикосов и еще чего-то пряного, что растет здесь, но не приживается на Севере.
Работа в порту кипит, материалы привозят даже по воде на плоских баржах, нагруженных так, что бортами едва не зачерпывают воду, а еще на больших лодках доставляют разную мелочь. Я придержал коня, хорошо видно, как медленно и упорно забивают в морское дно огромные толстые сваи, как суетится народ, похожий на муравьев, облепивших жирных гусениц.
– Вперед, Зайчик, – сказал я. – Помнишь, как Фриц таскал тебе из дому сахар?
Зайчик довольно ржанул и повернул на тропку между деревьями. В прошлый раз я видел здесь с полдюжины с засохшими стволами, даже кора осыпалась, но сейчас на их месте торчат молодые саженцы. Хотя прочие со спутанными и переплетенными ветками растут, как хотят, вряд ли у Торкилстона на них хватает времени.
Возле дома старательно тыкают в землю детскими лопатками Аделька и Слул, подросшие, но не повзрослевшие. На стук копыт оглянулись, я спросил весело:
– А где Ганс и Фриц?
Аделька смотрела на меня во все глаза, раскрыв рот, а Слул ответил солидно и важно:
– Помогают дяде Джонсу.
– Дяде Джонсу? – переспросил я с недоумением. – Ах да, сэру Торкилстону!.. И что они там втроем делают?
– Старые деревья пилят, – сообщил Слул очень серьезно. – А жалко… По ним так хорошо лазить… Только Ганс и Фриц там одни.
– А дядя Джонс?
– На службе…
Аделька завизжала радостно:
– А я вас узнала, я вас узнала!..
На крыльцо вышла женщина, руки привычно вытирает о фартук, я спрыгнул с седла и поспешил к ней.
– Амелия, дорогая!
Она охнула, попыталась поцеловать мне руку, я не дал, прижал ее к груди и поцеловал в щеку.
– Как хорошо, что у вас все так здорово! – вырвалось у меня. – Амелия, сэр Торкилстон вернется скоро?
– К вечеру, – ответила она, улыбаясь, – он очень серьезно принял обязанности начальника городской стражи. А в остальное время пропадает в саду.
– На Торкилстона не похоже, – сказал я.
– Он полюбил деревья, – сказала она сияюще, – возится с ними все свободное время.
– Как хорошо, – повторил я. – Хоть где-то есть чистое незамутненное счастье!
Амелия принялась готовить ужин, я вышел и, несмотря на ее смущенные протесты, набрал и принес дров. Когда второй раз вернулся к поленнице, послышался стук копыт, из-за деревьев на тропку выметнулся легкой рысью красивый жеребец, укрытый цветной попоной, а в седле в легком кожаном доспехе, только кираса стальная, слегка покачивается в такт скачке сэр Торкилстон: статный, роскошные с проседью волосы красиво развеваются, широкое лицо с ужасающим шрамом через бровь и скулу выглядит уверенным и спокойным, а круглые, как у хищной птицы, глаза смотрят прямо и бесстрашно.
Я выпустил из рук поленья и шагнул к нему навстречу. Тяжелые челюсти Торкилстона разомкнулись, вид комичный, затем он поспешно спрыгнул и преклонил передо мной колено.
– Сэр Ричард!
Я поднял его за плечи и обнял.
– Что за церемонии? Раньше ты не оказывал мне такие почести!
Он счастливо расхохотался.
– Раньше мы были одни против всего города! Я потом уже понял и оценил, как много вы сделали не только для нас с Амелией, но и для Тараскона. Сэр Ричард, почему не звонят колокола?
– Я пока инкогнито, – объяснил я. – Увы, ненадолго, дела, дела… Ладно, зови в свой дом, а то держишь меня возле порога.
Он виновато хохотнул.
– Это дом Амелии, я ни на что не претендую!.. А еще точнее, все здесь ваше, сэр Ричард. И сад, и порт, и даже этот дом. И мы счастливы, что все именно так. Никто больше не смеет и думать про этот лакомый кусок. Со мной бы могли потягаться, но не с вами.
Я обнял его за плечи, так пошли в дом, я поинтересовался благодушно:
– А разве кто-то посмеет поднять против тебя голос? Ты же глава всей городской стражи?
Он сдержанно хохотнул.
– Не такая уж и большая власть.
– Разве?
– Совет следит, – пояснил он, – чтобы никто не отхватил себе больше полномочий, чем… нужно.
Я все еще придерживал его за плечи, стараясь понять, что за напряжение в нем, почему так скован, чего страшится. Он был бесстрашным, когда познакомились, и храбро смотрел в лицо смерти, когда боролись с Бриклайтом. Но сейчас нервозность чувствуется в каждом его движении, жесте, взгляде, интонациях…
Амелия бросилась ему на шею, тут же засмущалась и убежала на кухню. Пока помыли руки, она уже начала подавать на стол. Дети тоже примчались, им вымыли не только руки, но шеи и уши, все четверо чинно разместились по ту сторону стола. Ганс долго вертел головой по сторонам, наконец спросил жалобно:
– А где… собачка?
– Не забыл? – ответил я. – Собачка ждет моего возвращения. Я ненадолго. Просто заскочил проведать, утром уже буду от города далеко.
