— Вот тебе и леди, — хихикнул мой друг.
— Кто леди? — я отстранилась и заглянула в пустые глазницы. — Это я-то леди? — Меня пробрал безудержный смех. Я повалилась на землю и обхватила себя руками за плечи. Да что они добавляют в это успокоительное? Мне определенно оно нравится!
— На, — мне протянули заветную бутыль, — глотни еще.
Я снова села и сделала очередной глоток. Какой он был по счету, не знаю. Не подсчитывала.
— Ну как? — скелет кивнул головой на опустевший на половину сосуд. — Приходишь в норму?
— Я? — непонимающе уставилась на него и задумалась. В норму… А мне Эрик изменил… Том с бывшей целовался… И все это… продолжало меня бесить. Я всхлипнула и зарыдала в голос. Закрыла лицо руками и скукожилась, пытаясь спрятаться от нависающих надо мной проблем.
— Да чтоб меня дряхлый вампир поцеловал! — выругался Фил. — Женщины, вы вообще нормальные существа?
— Не-е-е-ет, — рыдая, протянула я. — Мы… непредсказуемые-е-е, — еще один громкий всхлип.
— Да вы, — хмуро произнес Филипп, — обнаглевшие! Я на тебя ценную жидкость перевожу, а тебе хоть бы хны!
— Так мне и «хны», — сказала, не прекращая заливать кладбище своими слезами. — Просто ты не понимаешь… Я думала, он ко мне с серьезными намерениями, а о-о-он, — я убрала руки от лица и взглянула на скелета, — мне изменял.
— Ой, прекрати, — Филипп только рукой махнул, — неужели ты из тех чокнутых, которые из-за парня со скалы сигают? — Он приблизил свою черепушку ко мне поближе, и, казалось, пытается заглянуть мне в глаза. — Или ты все же сильная личность и перестанешь лить слезы по какому-то плешиво-блохастому оборотню?
— Он не оборотень, — я нахмурилась.
— Да какая разница! — Фил встал с земли и, протянув свою костлявую руку над одной из могил, скомандовал: — Джаст, гитару!
— О-о-о, нет, — я закрыла уши руками, догадываясь о том, что сейчас будет происходить. — Пожалей мои расшатанные нервы.
— Тебе понравится, — в глазах скелета появился красноватый огонек. Костлявая рука из могилы протянула Филу довольно старую, но хорошо сохранившуюся гитару и тот, заняв уже привычное на надгробии место, пробежался пальцами по струнам.
— Расстроена, — печально произнес он. — Подожди минутку.
Я встала с земли и облокотилась на один из небольших памятников. Кажется, этот конкретный памятник был когда-то ангелом… Когда-то очень давно. Когда у него еще была голова и два крыла вместо одного. Сложив руки на груди, я стала ждать представления. Меня немного шатало, да и икота начиналась, но я старалась приложить максимум усилий, чтобы не упасть.
— О, так нормально, — довольно сказал Филипп и снова быстро пробежался пальцами по натянутым струнам. Заиграла мелодия. Сначала довольно быстрая, она постепенно становилась все медленнее и вот Фил начал петь…
— Поцелуй меня в последний раз.
И я уйду, поверь мне, навсегда.
Уйду, когда полночная луна,
Окрасится в багровые цвета.
Люби меня, хоть редко, мимолетно,
Но люби!
Когда последние во мне надежды погребли.
Бросай мне в след проклятия слова,
Но не забывай, ты слышишь,
Не забывай меня…
Гитара заиграла громче, а пальцы скелета уже невозможно было разглядеть. Он с силой бил по струнам. А я снова заметила, в который раз, что по щекам побежали надоевшие слезы. Только я смогла успокоиться, как снова глаза на мокром месте. Что же ты со мной делаешь, Фил?
— И я ушел, ты знаешь, я ушел.
С трудом и проклиная чертов миг,
Когда мой взгляд в толпе тебя нашел.
И резко понял что пропал, погиб.
Остыл, забыл, не вспоминаю!
Но ты сама нашла меня.
Ну что же, я готов, мы снова поиграем?
Но теперь ведешь не ты, а я.
У гитары лопнула одна струна.
— Дай еще выпить, а? — хриплым голосом попросила я и протянула руку, чтобы взять стоящую у надгробия Филиппа бутыль. — Что-то мне совсем тоскливо от твоих песен сегодня.
— Ну, хочешь я другую спою?
— Неприличную? — спросила шатающаяся на ногах я. Обхватила заветный бутылек с успокоительным за горлышко и сделала несколько больших глотков.
— Ну как тебе сказать, — скелет попытался почесать несуществующее ухо. — Немножко… совсем чуть-чуть.
— Знаю я твое чуть-чуть, — я махнула на друга рукой и скомандовала: — Давай! Заводи шарманку!
— Кхе, — крякнул скелет и снова заиграл на уже шестиструнной гитаре энергичный мотивчик. А я стала танцевать, не выпуская из руки бутылек и не забывая время от времени к нему прикладываться. Видела бы это безобразие моя мама…
— Тело твое пылает, — начал петь Фил. –
Под взглядом голодным моим.
Ты бросаешь на меня томные взгляды.
И жажду мою мы до утра не утолим.
— Ла-ла-ла! О-о-о-о… е-е-е-е! — торчащие из могил кости энергично задвигались и стали, как и всегда, подпевать кладбищенскому барду. А я продолжаю танцевать.
— Крутись, вертись, гори.
Реализуй мои мечты.
Делай со мной все что хочешь.
Но ты лишь ногти о кости мои точишь…
— О-о-о-о-о-о… облом-м-м… — пропели подпевалы.
— А что здесь происходит? — раздался за моей спиной голос Ворона.
Бутыль выпала из ослабевшей руки, и я пошатнулась. Но меня вовремя успели ухватить за руку.
— О-о-о, носатый, как дела? — Фил продолжал держать в руках гитару и болтал ногами, которые свисали с надгробия.
— Могли быть и лучше, — прорычал Томас. — Крис, какого дряхлого вампира ты тут забыла?
— Общение, — ляпнула в стельку пьяная я. А завтра утром мне будет ну о-о-очень стыдно. Видимо, этот сладкий напиток, который Фил обозвал успокоительным, вовсе успокоительным и не являлся.
— Рыженькая, что ты натворила? — прищурился друг и, взяв меня на руки, пошел на выход с кладбища.
— Эй! — возмутилась я. — Мне надо попрощаться с друзьями!
— Кристи! — повысил на меня голос Хартен.
— Я сказала «попрощаться»! — стала упрямиться. Попыталась слезть с его рук, но меня лишь крепче прижали к широкой груди. Хм-м-м… а он, оказывается, хоть и тощий, но очень даже жилистый, да и тело, кажется, в довольно неплохой физической форме… Я протянула руку и стала ощупывать грудь друга. Надо же, а тело у него… очень даже.
— Кристи, что ты делаешь? — хрипло спросил Том.
А я продолжала ощупывать его тело. Только теперь спустилась чуть ниже. А там, если он действительно держит себя в форме, должны быть кубики. Вот я сейчас и посмотрю, есть ли эти самые кубики у Ворона.
— Я ищу, — решила объяснить свои действия другу.
— Прекрати, — как-то глухо произнес Хартен.
