-
тем временем спросил мужчина, вытягиваясь на траве.
Мальчонок кивнул. В Стае не было никого ему по возрасту. Он у них единственное дите
-
всем докука.
-
Нынче снова к подружке твоей пойдём. Беседа есть до тамошних. Вот и наиграешься.
Тяжелая рука взъерошила волосы на затылке.
-
Там ребятишек много. Своди их плотину бобровую поглядеть. Да там по реке выше падун есть. А возле него камень старый. На человеческий череп похож.
-
Брешешь!
-
Ярец аж сел от такого известия.
-
Как есть говорю,
-
усмехнулся Серый.
-
Череп. А в глазницах
-
мох.
-
Далёко?
-
Не шибко.
Малой заерзал.
…В Лебяжьи Переходы они отправились следующей ночью. С этими. Две волчицы, три переярка, один матерый. Красивые… Ярцу вовек таким не сделаться
-
чтобы мышцы буграми, чтоб прыжок тягучий и легкий, а лапы большие и сильные. Он глядел, завидовал. Хорошо им. Охотятся с Батей. А от таких, как он, Малой, какой толк? Пока
-
а
-
а еще вырастет. А и вырастет, этим не станет. Обузой только. Корми его… Зачем такой нужен Стае?
Он глодал сам себя, забыв, что в Стае, кроме этих, немало подобных ему
-
самых обычных и таких же бесполезных. Только они старше были.
Юна сидела на крылечке, пеленала в рогожку соломенную куклу.
-
Ой! Давно вас не было!
-
обрадовалась девочка и вполголоса сообщила:
-
А батя с дядькой Званом все на твоего ругались. Ой, ругались…
И тут же забылась, глазки заблестели:
-
А надолго вы?
Ярец ответил с достоинством:
-
Как беседа сладится…
Девочка понятливо закивала, но потом простодушно сказала:
-
Не сладится. Дядька Зван старшого твоего припадочным называл. Говорит, мол, все у него без ума, на одной злобе. Как ты с ним живешь? Не обижает тебя?
-
и она с жалостью заглянула мальчику в глаза.
Тот насупился от обиды за вожака и буркнул:
-
Батя
-
самый лучший. А дядька Зван твой
-
дурак.
Юна тут же вспыхнула:
-
А что ж говорят про него, что лютый больно? А правда, будто он людей грызет и вас учит? Тебя не учил?
Малой уже пожалел, что пришел к этой болтушке. От ее слов было и обидно, и горько, и досадно. Чего б понимала! А ведь все лето они водили дружбу. Когда Серый наведывался в Лебяжьи Переходы, обязательно брал с собой щенка. Ребятишки встречались и подолгу играли. А уж сколько раз наверх сбегали
-
и вовсе без счету! Правда, и попадало за это…
Ярца
-
то Батя никогда не ругал, говорил:,"Волк
-
не пес. На цепь не посадишь. Бегай, коли ноги есть. Когда вам еще наиграться?" Но Юне нагорало, если узнавали.
-
Ничего он не учит,
-
буркнул обиженно мальчик.
-
Ты сердца
-
то не держи,
-
попросила подружка, почувствовав его горечь.
-
Боязно только. Меня заругают, если опять с тобой убегу… А то и всыплют.
После этих ее слов Ярец совсем сник, даже слезы на глаза навернулись. А он
-
то…
-
Ну и сиди тут,
-
буркнул мальчик.
-
А я ей череп показать хотел каменный. У
-
у
-
у… хухря!
-
Сам ты хухря,
-
обиделась она и тут же спросила:
-
А что за череп?
-
За плотиной бобровой…
-
Да ну?
-
Чтоб мне пусто было!
-
А далече идти
-
то…
-
протянула девочка.
-
Вот и не ходи.
-
Дак со мной братья просились и сестра. Сведешь?
-
Со мной же нельзя, заругают,
-
из вредности напомнил Малой, в душе радуясь, что подруге все же интересно.
Девочка потупилась. Отец и впрямь просил не ходить больше с волчонком. Не водить с ним дружбы. Сказал, со зверем шутки плохи. Но Юна не понимала, что не так с Ярцом, таким серьезным, смелым и любопытным. Да и на череп страсть как хотелось посмотреть. В Пещерах было спокойно, но ведь и скучно тоже. Камень да эхо. То ли дело наверху! Там пахло землей, травой, хвоей, водой и ветром!
Они улизнули незаметно, когда старшие собрались в избе дядьки Звана.
Лес встретил пятерых ребятишек согласным шумом высоких крон и мерцанием звезд. Ночь казалась бесконечной и тихой. Плодовник подходил к концу…
За бобровой плотиной на версту вверх по течению реки и впрямь сыскался падун
-
вода, журча, лилась с невысокого каменного уступа, в стороне от которого над потоком навис гранитный лоб мшистого валуна.
-
Ой… и впрямь череп…
-
Юна восторженно сложила ладошки на груди.
-
Экая громадина! Стёха, ты, поди, целиком в рот к нему поместишься!
Ярец молчал, гордый произведенным впечатлением. Будто сам притащил сюда эту глыбу и придал ей нынешний облик.
Мальчата уже полезли по каменистому склону, когда волчонок почуял…
-
Стойте!
-
Он вдруг припал к земле, с ужасом втягивая носом воздух.
Ребятишки замерли, испуганно переглядываясь. У них не было звериного волколачьего нюха, и оттого испуг Ярца, вызванный неведомой опасностью, показался страшным вдвойне.
-
Чего там?
-
негромко спросил Стёха
-
Юнин двоюродный брат.
-
Тихо…
-
одними губами ответил Ярец.
В этот миг ветер донес запах…
У волчонка мутился рассудок. Пахло человеком… пахло смертью. Он никак не мог этого понять. Как человек может пахнуть не одуряющим сладким запахом крови и плоти, а…мертвечиной?
