Осторожно, стараясь не слушать бешено молотящее сердце, Флавий подполз к краю обрыва. Глянул вниз и обомлел. На по-зимнему хмурой водной глади стояли два больших корабля. Конечно, с высоты тридцати локтей, с расстояния примерно в стадий они казались маленькими, но наличие трех мачт на каждом из них не давали обмануться в размерах. На берегу, между редкими плакучими кустами виднелись пять домов восстановленных из наиболее приличных развалин. Из двух труб курился дымок. Дюжина муравьев-людей медленно ползали туда-сюда. В противоположной от наблюдателя скале, к бьющему на высоте пяти локтей роднику была выдолблена удобная тропа, постепенно переходящая в наклонную террасу, которая выходила на плато, на коренную сушу. Пастбища, остановленные каменными нагромождениями и полосками лесов, до побережья не доходили.
«Контрабандисты! — догадался Флавий. — У-у-у воришки… я вам покажу, как чужих борков красть!», — в его голове все сложилось. Быка не загрызли, а зарезали, сделав вид, что загрызли. Чтобы следы замести. И ведь замели! Если бы он не знал прохода через густой лес, то не нашел бы их логово. О странном поведении собак гордый собой человек не вспомнил.
Что пастух собрался «показать» воришкам, смелый Флавий додумать не успел. Его внимание привлек мужчина, медленно поднимающийся по террасе. Он шел прижимаясь к стене и периодически украдкой поглядывал вниз, будто скрывался от остальной шайки или сбегал. Неожиданно незнакомец остановился. Широко раскинул руки и крутанулся вокруг собственной оси. Эритреец хоть и обладал острым зрением, но последовательность превращения не заметил. Только что в стадии от него стояла мелкая фигурка человека, как вдруг она размазалась и спустя два удара сердца на том же самом месте появился черный волк, который сразу скачками понесся наверх, вон из бухты. У Флавия волосы встали дыбом. Как он бежал прочь, пригибаясь и лавируя между камнями, между деревьями, — в памяти не отложилось. Храбрый разведчик осознал себя лежащим в траве, глотающим сухим ртом воздух, которого катастрофически не хватало — грудь больно ломило, сердце стремилось выпрыгнуть из тесного тела. Перед глазами кружились цветные круги.
Отдышавшись и напившись из грязной лужи, Флавий передумал возвращаться в селение. Местные не решатся на поход к вооруженным контрабандистам. Пока пошлют гонца в Борей, пока тот вернется со стражей — от кораблей и след простынет. А борка повесят на несчастного пастуха в любом случае. Бывший раб залез в потайной карман хламиды, вытащил холщовый мешочек, посчитал все свое богатство, поморщился, обнаружив там меди и серебра на сумму чуть больше одной гекты, но решительно направился в сторону ближайшего городка. Денег взять все равно больше негде, а в столице… найдет заработок. Давно хотел убраться из постылого селения, да все время откладывал. А что стадо? Собаки приведут. Пастух был нужен только затем, чтобы следить за границами выпаса.
Человека — волка Флавий постарался забыть. Веяло от того превращения невыносимой жутью, от одного воспоминания в дрожь бросало. Язык развязывался исключительно в пьяном виде и тогда пастуха было не удержать. Собутыльники хохотали, принимая рассказ со все новыми и новыми подробностями за веселую выдумку. Этим он и стал «зарабатывать», быстро пристрастившись к выпивке. Лишь один кушинг, на кушинга не похожий совершенно, выслушал внимательно и серьезно. Да после, утром, пришлось описать тот случай в трезвом виде. Но господину Русу отказать было никак невозможно, от него самого несло чем-то опасным. Необъяснимо чем. Это эритреец от страха при встрече хорохорился.
— А если найдут ваши останки того борка, да пойдут по следу, то на бухту выйдут? — уточнил Рус.
— Так полтора месяца прошло, дошли бы слухи. — Резонно возразил Флавий. — А меня стража разыскивает за кражу борка. Только наши своих не сдают!
— А столичным Следящим мелкий провинциальный воришка, укравший какого-то борка у бедного селянина не особо и нужен. Верно? — со знанием дела поправил пастуха Адыгей.
Гордо выпяченная грудь эритрейца пожухла.
— Не такой уж Манулий и бедный, — огрызнулся он исключительно в пику кушингу.
— А кто-нибудь из этих самых «ваших» или любой другой не просили показать ту бухту? — спросил Рус.
— Да чтобы я туда?! Да ни за какие деньги! Как вспоминаю, так у меня сколопендра по кишкам ползет. Как тот оборотень обернулся! Круть, и готов волчара. Здоровенный такой, чернее ночи. Это я потом, господин Рус, слово вспомнил, в трудах философа…
— Так интересовались местом или нет? — нетерпеливо перебил Рус.
— Н-н-ет. Смеялись все… — задумавшись, ответил Флавий и так же задумчиво продолжил. — А ты знаешь, как тебе в трезвом виде свою историю рассказал, так будто помолодел лет на двадцать, будто груз с себя сбросил… а наши контрабандисты все нужные бухточки и без меня ведают. А новые познания лишь расширяют горизонты нашего невежества. — Совсем ни к месту процитировал он.
— Все! — Рус, не позволив себе улыбнуться, хлопнул себя по коленке. — В путь! Нас ждет месхитинское десятилетней выдержки, как я и обещал. Только зайдем в лавку, переоденешься. Я плачу, не смущайся, друг Флавий!
— Только, господин Рус, не надо меня отрезвлять. — Предупредил совсем осмелевший пьяница, почуявший запах выпивки. — Ибо на несклонных к Силе структуры могут подействовать непредсказуемо, расшатывая токи организма, переполняя или обедняя не те каналы, о которых представлял создававший сию схему маг…
Адыгей не удержался, хохотнул. Подобной ахинеи он еще не слышал. А Рус уважительно потрепал начитанного раба по плечу и серьезно пообещал:
— Не буду.
Флавий, конечно же, никуда не делся. «Никакие деньги» звенели в его новеньком кожаном кошеле в количестве тридцати полновесных гект месхитинской чеканки. И спустя два дня после попойки в «Трех гнедых единорогах», Адыгей, Рус и Флавий стояли на границе леса, прячась за стволами прогонистых дубков. Перед ними расстилалось каменистое поле, заваленное обломками скал, на горизонте синела морская даль. Позади, на закрытой кустами полянке паслись три купленных в Понтинополе единорога. Словно поддерживая реноме заведения, где принималось судьбоносное решение о поездке сюда всей троицы, включая упрямившегося Флавия, все скакуны были гнедой масти.
— Там. — Бледный Флавий, боясь высунуться из-за ствола, мотнул головой куда-то неопределенно вправо. — Только, господин Рус, как мы договаривались — я к воде не спускаюсь… — в очередной раз заныл он.
— Цыц. — Зыркнул на него раздраженный постоянным скулежом худого эритрейца Адыгей. Да и близость места сказывалась. Тянуло со стороны моря чем-то неприятным, отталкивающим, опасным. Бывший «ночной волк» невольно подобрался. Чувства его обострились.
