– Спасибо, Питер, – говорит Тинделл, пятясь к выходу. – Вы не пожалеете. Спасибо.
Пока он идет по острову, я слышу лай и рычание нескольких уцелевших собак. Хорошо, что хоть кто-то из них остался жив. Свистом отзываю их, чтобы дать возможность Тинделлу благополучно добраться до шлюпки. Потом я говорю Сантосу:
– Вставай, мне нужна твоя помощь.
Он с большим трудом, постанывая от боли, встает на ноги.
– Какой дурак этот Тинделл, верно? – говорит он.
– Такой же, как вы все.
Мой сын громко кричит. Его плач слышен нам даже снаружи. Меня тянет броситься по лестнице наверх и поскорее успокоить его, прижать к себе. Но у меня есть еще дела, которые необходимо сделать немедленно, для его же безопасности.
– Боже мой! – восклицает Сантос. – Это еще кто?
– Мой сын, – отвечаю я. Потом указываю на останки Элизабет. – А это моя жена. Ты убил ее.
Хорхе хочет пожать плечами и кривится от боли:
– Надо думать, мне отсюда не выйти, а?
Я качаю головой, потом смотрю на море, на белый шлейф, оставляемый катером, и прикидываю, сколько времени потребуется Тинделлу, чтобы добраться до «Большого Бэнкса» на шлюпке.
– Пошли, – говорю я. – Надо спешить.
– А с чего это мне помогать тебе? – спрашивает Сантос.
Действительно, с чего? Я задумываюсь. Я смотрю на этого человека, который позволяет себе разговаривать со мной вызывающе даже сейчас, когда у него не осталось никакой надежды.
– Ты хочешь выйти отсюда? – спрашиваю я.
Он кивает.
– Что ж, когда мы закончим, я дам тебе шанс.
– Как Тинделлу? Я сам не советовал ему верить твоим обещаниям.
– Все будет по справедливости. Я сказал Тинделлу, что дам ему уйти, и выполнил свое обещание.
Я сказал ему, что разберусь с ним позже, и разберусь.
Сантос горько усмехается:
– Ладно, де ла Сангре, давай кончать со всем этим. Мне не терпится посмотреть, как ты себе представляешь справедливость.
Я приношу порох и ядро и наблюдаю, как он заряжает пушку. Потом мы вместе разворачиваем орудие, наводим его на то место, где шлюпка Тинделла будет через несколько минут.
– Это будет нелегко, – качает головой Сантос.
– Ты, кажется, говорил, что хорошо стреляешь, – отвечаю я и отправляюсь в оружейную за старинной отцовской подзорной трубой.
– Траулер подбить было бы легче.
– Нет, – не соглашаюсь я, изучая в подзорную
трубу черную воду, различая белый завиток пропеллера, силуэт лодки, спину Тинделла. – Надо стрелять невысоко над водой.
Я передаю трубу Сантосу, чтобы он понял, чего я хочу, а сам отправляюсь за факелом. Наконец он говорит:
– Пожалуй, ты правильно рассчитал.
Он проверяет, с какой стороны ветер, чуть поднимает ствол, показывает мне, куда, по его мнению, должно упасть ядро.
– Я скажу тебе, когда он будет рядом, – говорю я, беру у него трубу, отдаю ему факел. Мы оба неотрывно смотрим на море, следим за перемещениями Тинделла.
Сантос стоит рядом со мной с горящим факелом в руке. Он ждет моей команды. Я дожидаюсь момента, когда шлюпка оказывается в нескольких дюжинах ярдов от катера. К этому времени Тинделл, вероятно, уже считает, что он в полной безопасности. Я усмехаюсь и командую:
– Пли!
Пушка с ревом выплевывает пламя. Ядро летит почти параллельно воде и сначала разносит мотор, потом бензобак и, наконец, попадает в Тинделла. Тинделл и его лодка исчезают после короткой вспышки пламени. Сантос, глядя на воду, только присвистывает и говорит:
– Ого!
На нас опять опускается ночная тишина Бриз уносит запах серы. Генри в доме успокоился и больше не плачет. Я вздыхаю и смотрю на море. Раньше, до этой ночи, я бы вместе с Сантосом порадовался столь удачно задуманному и исполненному выстрелу. Сантос выжидающе смотрит на меня:
– И что теперь?
Я опять вздыхаю. Вокруг нас – смерть, вся галерея залита кровью. Но этого пока мало. Еще одна жизнь должна прерваться сегодня. Иначе нельзя. Отец был прав. Нельзя доверять людям. Но мне не хочется просто так уничтожать этого человека.
– Иди возьми какое-нибудь ружье и заряди его,- говорю я ему, а сам беру старинный пистолет, который раньше положил на пол.
– А ты уверен, что с пушкой я один не справлюсь? – спрашивает Сантос.
– Уверен.
Он бредет по галерее к одному из пистолетов с раструбом, идет с ним в оружейную за порохом и возвращается обратно, чтобы зарядить оружие у меня на глазах.
– Насколько я понимаю, у нас дуэль?
Я киваю:
– Я же обещал тебе, что все будет по справедливости.
– А что если ты проиграешь?
– Не проиграю,- отвечаю я, подумав о том, как легко мне просчитать все его движения.
– Кто знает, де ла Сангре, кто знает! Я почти сделал тебя сегодня два раза, не так ли?
– Заряжай-заряжай.
Закончив, он смотрит на меня, и его передергивает:
– Ну что ж, все было не так уж плохо… В другое время, в другом месте мы бы… В конце концов, ты ведь говорил, что мы друзья, не так ли?
Сантос прицеливается в меня.
Я со стыдом вспоминаю, что действительно в какой-то момент мне подумалось, что между нами возникло нечто вроде дружбы. Я поднимаю свой пистолет и целюсь.
– Между нами и вами не может быть дружбы.
– А кто это вы? – спрашивает он.
Я смотрю Сантосу в глаза, жду, когда он какой-нибудь мелочью выдаст себя. Он не отворачивается. Не дрожит. Его храбрость дает ему право получить ответ на свой вопрос.
Но Сантос не собирается ждать моего ответа. Он судорожно втягивает в себя воздух, и я, не сомневаясь в том, что это значит, нажимаю спусковой крючок за миг до того, как он нажал бы свой. Он одновременно получает пулю и мой ответ:
– Драконы!
С тех пор, как Элизабет умерла, мы с Генри живем вдвоем. У меня нет причин покидать свой остров и искать чьего-либо общества Само существование моего сына, то, что он во мне ежеминутно нуждается, не дает мне поддаться унынию и горю. За это я ему благодарен.
Сначала мысль о воспитании ребенка в одиночку приводила меня в ужас. Я не был готов к этому, не имел простейших навыков. Элизабет знала бы, что надо делать. Ее мать еще в детстве научила ее всему, что нужно.
– Я помогала ей ухаживать за Хлоей, когда та родилась, – рассказывала мне Элизабет. – С детьми все просто.
Ее пугали только сами роды.
– Именно в родах наши женщины чаще всего умирают, – говорила она.
Я звоню Артуро Гомесу и рассказываю ему откорректированную историю рождения моего сына, предательства Джереми и смерти Элизабет от руки Тинделла и его висельников.
– Хорошо, что Генри не пострадал, – говорю я.
